Жаклин Монсиньи - Кровавая Роза

Фульвио и Зефирина приветствовали всех, поднимали на руки детей. Сопровождаемые радостными криками, они въехали на мраморную эспланаду.

С Саладином на руках Зефирина ступила на землю перед дворцом. Целая армия вандалов прошла здесь. Широкая лестница из розового мрамора была разрушена пушечными ядрами; некоторые еще валялись кое-где среди травы.

Перешагивая через пробоины и заросли крапивы, Фульвио проложил путь жене и спутникам.

Внутри дворца было еще хуже. Двери и позолоченные панели выдраны, великолепная мебель, столики, консоли, кресла – все было сожжено в большом камине, зеркала разбиты, картины современных художников – Микельанджело, Рафаэля – испорчены…

Все, все было сожжено, разрушено, разграблено, серебряная посуда украдена, перегородки обрушены, крыша продырявлена. Не сохранилось ничего. Ни одной кровати, ни единого тюфяка.

Фульвио, грозный и отважный князь, бесстрашный воин, непобедимый Павийский Леопард, молча опустился на полуразрушенную ступеньку и в отчаянии смотрел на опустошенный войной замок.

Близнецы, Луиджи и Коризанда, чувствуя, что мрачная атмосфера сгущается, орали один другого громче на руках у Плюш и Эмилии.

– Господь небесный, – причитала Плюш, – никогда король Артур не видел подобных разрушений!

– Spadassins! Sassager! [197]– с отвращением прокаркал Гро Леон.

Отважные оруженосцы Паоло, Ла Дусер и Пикколо, кажется, тоже утратили остатки мужества.

После стольких страданий, после столь долгого и тернистого пути, они, наконец, достигли цели – и пришли к развалинам…

Они опустили руки, сраженные неожиданным несчастьем.

Удрученная Зефирина также не могла оторвать взора от руин. Внезапно она обернулась к своим спутникам, затем перевела влюбленный взор на Фульвио. Ее прекрасные зеленые глаза радостно заблестели.

Засучив длинные рукава платья, она объявила:

– Ну, что ж… за работу!

Живя в Ломбардии, супруги Фарнелло пользовались всеобщей любовью. Слава Леопарда и Саламандры перешагнула далеко за границы их владений. В их заново отстроенном дворце собирались художники, поэты, музыканты, ученые.

Разумеется, в замке Фарнелло занимались политикой и даже строили заговоры… Но целью их всегда были только pax et amicitas [198].

Мортимер де Монтроз нанес визит высокородной даме Зефирине. Английский герцог и итальянский князь встретились в третьем поединке, однако дело ограничилось несколькими царапинами.

Утихомирившись, они стали обмениваться новостями. Сменив в своей стране веру, Генрих VIII решился отрубить голову своей дорогой и неверной Анне Болейн.

Зефирина пожалела несчастную.

Дети – Луиджи, Коризанда и Саладин – подрастали, красивые и отважные. Словно во сне, Зефирина каждое утро наблюдала, как они храбро садились на маленьких пони.

Ла Дусер возложил на себя обязанность по воспитанию детей и, как заботливая мамаша, все время покрикивал:

– Черт возьми! Ах, ты дьявол рогоносец! Чертенок!

Мадемуазель Плюш влюбилась. Вскоре она вышла замуж за помощника нотариуса, который был на пятнадцать лет ее моложе и с восхищением взирал на свою пылкую Артемизу.

Пикколо женился на Эмилии.

Фульвио и Зефирина щедро одарили их. Только Паоло остался холостяком, преданным псом своего обожаемого Леопарда.

Гро Леон свил гнездо с толстой подругой, такой же черной как он сам. Подругу назвали Сидони. Она не замедлила отложить кучу яиц, откуда вскоре вылупилась дюжина симпатичных птенчиков, столь же болтливых, как их отец.

Однажды княгиня Фарнелло с удивлением увидела, как какой-то дворянин в сопровождении малочисленной свиты остановился перед их дворцом.

Это был император Карл V, облаченный, как обычно, в костюм печального черного цвета.

– Вы… вы бежали… Ma… мадам, словно на… настоящая… прохиндейка! – говорил император, пока Зефирина склонялась перед ним в глубоком реверансе.

– Ваше величество очень огорчает меня! – воскликнула Зефирина.

– И… и что… же… ма… мадам, по… почему?

– Ах, сир! Потому что «прохиндейку» можно срифмовать с «австрийкой», а там и рукой подать до «Австрии», – не моргнув глазом, ответила Зефирина.

Позади короля дон Рамон де Кальсада и князь Фульвио задыхались от смеха.

– А «Карл V»? – помолчав, мрачно продолжил допрос король.

– С «распятый», сир! Но если ваше величество решит принять имя Карла Великого, то его при желании можно будет срифмовать с «немецким»… и «испанским»!