Виктор Егоров - Конец – молчание

Дима говорил, а сам рассматривал нездоровое полное лицо майора, его короткопалые пухлые руки, мирно лежащие на животе, Почетный знак раненых, позволивший майору быть не на передовой, а в глубоком тылу…

«Ранен не меньше трех раз… – Варгасов скользнул взглядом по серебряным дубовым листьям вокруг вертикального эллипса, в центре которого на скрещенных саблях покоился украшенный свастикой шлем. – Видно, был в самом пекле… Неужто под Москвой? Задело бы свыше четырех раз – получил бы Золотой знак. Потом стриг бы купоны…»

Судя по равнодушному выражению лица майора, вся Димина история была ему неинтересна. «Надулся, как индюк! – вдруг разозлился Варгасов. – А ведь натуральная пешка!»

Лишь когда Варгасов добрался до последней кражи, майор немного оживился. По тому, как задергалось его правое веко с редкими ресничками, как засуетились короткие пальцы, до того спокойно лежавшие на внушительном животе, Дима понял, что во всем им наговоренном заинтересовал, и даже взволновал, майора лишь бумажник рассеянного господина.

– Где вы его зарыли? Как называлось то место?

Но Дима не помнил. Так и сказал: «Не помню, но зрительно хорошо его представляю. Бывал там и раньше».

Последнее было правдой: Варгасов действительно приезжал туда с Марией, когда они выбирались «на лоно природы».

…Однажды в выходной они вышли на первой приглянувшейся им пригородной станции и обнаружили этот прелестный безлюдный уголок. Все вокруг Берлина – и в воскресенье, и во вторую половину субботнего дня – обычно бывало заполнено отдыхающими горожанами. А это местечко как-то осталось незамеченным!

Они устроились тогда на высоком обрыве, заросшем соснами. А внизу, неподалеку от дороги, синело озеро. Когда собрались искупаться, Дима захотел, чтобы они спустились по совсем отвесной стене, цепляясь за кустарник: время надо экономить.

Но Мария испуганно запротестовала и потащила Варгасова к более отлогому спуску. А была страшная жара, и так хотелось поскорее нырнуть в холодную чистую воду!..

Потом, уже гораздо позже, Дима спрятал там рацию. Он не боялся, что Максим Фридрихович выдаст гестапо старое место: ни секунды он в нем не сомневался. Просто, с одной стороны, здесь было более удобно, с другой, – чем чаще менять тайник, а следовательно, и место сеансов связи, тем лучше!

Но особенно часто делать это у Димы, к сожалению, не было возможности. Жизнь его после ареста Кесслера стала довольно сложной, а поездка к рации – целым событием!

– Значит, не помните? – не отставал от Варгасова майор.

– Нет!

Зачем он будет называть им станцию да всяческие приметы? Тогда, все выведав, они сами туда смотаются. Диме же важно, чтобы они его взяли с собой!

– А если все это выдумка? – Майор вдруг побагровел. Видно, одна лишь мысль об этом вывела его, вынужденного приехать в комендатуру, из себя. – А если ты все наврал?

Гутман схватил Диму за лацканы пиджачка и притянул к себе, вглядываясь в испуганное лицо арестованного и ища не столько в словах, сколько в выражении этого избитого, в синяках и кровоподтеках, лица ответа на свой вопрос.

– Ну, что вы, господин майор! Как бы я посмел? Кстати, возьмите, пожалуйста… И не обессудьте! Вы же мне не верите? Поэтому я должен как-то доказать, что говорю правду!

Дима протягивал удивленному Гутману плоскую алюминиевую бутербродницу, которую вытащил из кармана майора в те секунды, когда тот, схватив Варгасова за лацканы, кричал ему в избитое лицо: «А если ты все наврал?»

– Мой ужин… – Гутман растерянно смотрел на бутербродницу.

– Повторяю вам, господин майор: я вор высшей квалификации! И это для меня, – Дима небрежно кивнул на коробку, – сущая ерунда!

Как Варгасов был благодарен в те минуты Роману Карамину за уроки…

Прошло еще не меньше получаса. Майор и фельдфебель о чем-то шептались, не желая, видимо, ни с кем делиться добычей. Потом долго выбирали конвой – требовались люди исполнительные, молчаливые и нелюбопытные. Потом убеждали Диму ехать на автомобиле, а не по железной дороге.

Но он объяснил, что знает лишь этот путь, что на машине они заблудятся. (К чему еще один лишний сопровождающий в лице шофера? И без того – четверо против одного!)

Через час они подымались, слегка подсвечивая фонариками, на кручу, облюбованную когда-то им и Марией…

– Здесь! – остановился Варгасов около одного дерева. Под соседним до сих пор лежала рация.

Солдаты начали копать. Гутман и фельдфебель, с предусмотрительно расстегнутыми кобурами, стояли по обе стороны безоружного человека. Шли минуты… Яма углублялась, а ящичка, куда пленник положил бумажник, опасаясь носить такие деньги при себе, не было…