Николай Вирта - Катастрофа

«Вот не везет, вот не везет! — горестно раздумывал Хайн. — Конечно, этот подвал куда безопаснее окопа, но чем это все кончится — вот вопрос. Выручит фюрер армию — слава богу, не выручит — подыхать нам либо в этой вонючей яме, либо в большевистской тюрьме. Охо-хо, выпало на мою долю этакое! Один хозяин на том свете, другой, того гляди, уберется туда же, если не попадет в лапы комиссаров. Впрочем, что думать о будущем? Как-никак я сыт, все подлизываются ко мне, все стараются угостить — ведь в штабе отлично знают, что генерал-полковник любит и балует меня. И если он однажды отправил меня в карцер, это было сделано не со зла — не стоило мне путаться с той девчонкой из госпиталя высшего командного состава».

Девчонке из Ганновера не нравилось ухаживание пятидесятилетнего начальника штаба армии, генерал-лейтенанта Шмидта. Она была влюблена в Хайна. После объятий старика, каким для нее был Шмидт, ласки Хайна казались такими милыми…

«И все-таки зря я перебежал дорогу начальнику штаба армии, напрасно, черт побери».

Придравшись к какой-то вздорной провинности Хайна, Шмидт пожаловался на него генерал-полковнику. Тот послал Хайна в карцер. Девчонка больше не отказывала Шмидту в ласках — он умел уламывать самых упрямых… Глупейшая была затея, что и говорить. Ненависть Шмидта — вот чем она окончилась, не считая карцера…

Так раздумывал Хайн, медленно, чтобы затянуть время, шагая по коридору. Из комнаты штаба Роске вышел ефрейтор Эберт.

— Здорово, Карл, старина! — Хайн ткнул кулаком в живот Эберта. — Какие новости?

— Сигарету за каждую, — басом сказал Эберт.

— Я продам тебе за три сигареты самую секретную новость, — возразил Хайн.

— Ну, ври больше!

— А вот и не вру. Убей меня бог, если мы продержимся в этом вонючем котле больше месяца.

— Откуда тебе знать?

— Это бормотал сегодня во сне командующий, а я слышал. Он долго ворочался на кровати, потом заснул и начал бредить. Давай три сигареты!

— Мне не надо спать, не надо видеть кошмаров и не надо быть командующим армией, чтобы знать это.

— Нас наверняка всех перебьют, — сказал Хайн.

— Кто знает! Дай закурить. — Толстяк Эберт затянулся и продолжал: — Я перехватил разговор двух русских командующих. Они рассуждали о наших пленных, куда, мол, их девать. Не похоже, чтобы их решили прикончить всех до одного.

— Может, в самом деле они не людоеды, эти большевики, Эберт, а? — с надеждой спросил Хайн.

— Ты дурень! — с видом знатока сказал Эберт. — Воюешь с русскими полтора года и не знаешь их, вот что я скажу тебе. Они такие же люди, как мы с тобой.

— Нам говорили другое. — Хайн вздохнул.

— Мало ли какую чепуху вбивали в наши пустые головы. Разница между нами и русскими, я говорю об этой войне, лишь в том, что сначала мы колотили их, теперь они принялись колотить нас. И, видно, всерьез.

— Ну, не расколотят же они всю германскую армию, — неуверенно возразил Хайн.

— Все армии для того и существуют, чтобы уничтожать или быть уничтоженными, — философски заключил Эберт. — Боюсь, как бы этого не случилось с нашей армией. Больно уж крепко русские взялись за нас. Ты знаешь, — шепотом добавил он, — по-моему, наши здорово просчитались там, на верхах. Не приняли в расчет того, что из себя представляет русский солдат, хотя, черт побери, они могли бы вспомнить, как они дрались с нами в прошлую войну.

— Солдат как солдат, — вяло отозвался Хайн.

— Конечно, — с высокомерным презрением начал Эберт, — кое-кому из генеральских холуев не довелось видеть русского солдата лицом к лицу…

— Ну-ну, ты не очень-то! — вспылил Хайн.

— …А вот мне, — презрев замечание Хайна, продолжал Эберт, — пришлось хлебнуть с ними горюшка. Нет, Хайн, это, брат, такой солдат, такой солдат!… В отличие от тебя, щенок, мне пришлось побывать на передовой. Никогда не забуду зиму прошлого года под Москвой. Нам пришлось отбивать атаку русских; это было в голой степи, в голой оледеневшей степи, а мороз был такой, что язык примерзал к нёбу, кишки к ребрам и мозги к черепной коробке. Вот какой был мороз в те дни, да еще с ураганным ветром, который пробивал тебя насквозь! Русские шли на нас, а мы косили их пулеметами, они падали, как подрубленные деревья. Их атака захлебнулась. Она дорого стоила нам, но и русским обошлась не дешево. Ну, наши офицеры думали, что это, слава богу, конец, что русские перебиты, а кто не убит, наверняка промерзнет до дна желудка. А через несколько часов, ты слышишь, эти люди, которых мы считали трупами, поднялись с промерзшей земли и опять навалились на нас. И гнали нас по степи, и мы драпали от них, словно ветер, который и в тот день не собирался щадить нас. Вот они какие!