Дарья Плещеева - Булатный перстень

Атлет понял, что из кустов за ним наблюдают.

Без единого слова он повернулся к Александре спиной и в два шага оказался на достаточной глубине, чтобы не смущать даму своим откровенным видом. Лишь тогда он обернулся.

Она, показавшись, улыбнулась, улыбнулся и он. И тут Александра поняла, что счастлива.

Этот жаркий день, и комическая сценка с Каменским, и сверкающая река, и белый шиповник на берегу, и тайное желание роковой встречи, — все сплавилось и образовало сгусток горячей радости, в сердцевине которого — двадцативосьмилетняя женщина, чернобровая и румяная от природы, сильная телом и духом, ощущающая свою силу как торжество, гордая этой силой и лишь не знающая, на что бы ее употребить.

А в воде стоял тоже сильный, тоже гордый человек, не считая нужным скрываться под унылой, модной, тесной одеждой.

Атлет вдруг поднял руку — это был знак: подожди. И быстро поплыл на другой берег.

— Я не дура, — сказала себе Александра, — нет, я не дура.

Пусть радость продлится еще немного.

Атлет появился очень скоро. Он выплыл на мелководье и встал. Александра сперва растерялась: не каждый день к ней среди бела дня так решительно устремлялись нагие кавалеры. Но она ошиблась — незнакомец сделал себе набедренную повязку из рубахи.

— Разрешите представиться, сударыня, — сказал он. — Ее императорского величества фрегата «Мстиславец» капитан второго ранга Михайлов.

— Так вы моряк, сударь! Вот почему вы так ловко ныряете.

— Хотите спуститься к воде?

— Хочу, но не могу понять, где тут тропинка.

— Сделайте шагов десять вправо, за ивой — спуск.

Несколько удивленная спокойной, простой и толковой речью капитана, совершенно не смущенного своим видом, Александра приблизилась к иве и, придерживаясь за накренившийся ствол, стала спускаться. Он протянул руку и помог, даже высвободил оборку светло-васильковой юбки.

— Трудно вам, дамам, — сказал Михайлов. — Признайтесь, вам ведь страсть как хочется искупаться. А приличия не позволяют сбросить всю эту броню.

— Да, я бы охотно сплавала на тот берег, — согласилась Александра. — А приличия тоже необходимы. Иногда.

— Вы имеете в виду мой вид, сударыня? Но поверьте, через сто лет все будут так ходить. Набедренная повязка — все, что нужно естественному человеку, живущему в гармонии с природой. И то не во всех случаях жизни.

— Разве что человеку, живущему близ экватора, сударь, — возразила Александра. — А в нашем климате зимой нужны шуба и меховые сапоги.

— По той причине, что мы находимся в разладе с матушкой-природой. Если наши дети и внуки привыкнут расхаживать в набедренных повязках, то их кожа сделается не чувствительной к холоду. И родится поколение, для которого снег — украшение пейзажа, а не Божья кара. Они будут нырять в сугробы и ощущать блаженство.

— В моем Спиридонове мужики и бабы, выскакивая из бани, кидаются в снег, и он им вреда не приносит. Но потом они надевают тулупы. А что может быть натуральнее, чем наши поселяне, которые чуть не до Покрова бегают босиком? — спросила Александра.

— Да, поселянин — тот самый естественный субъект, которого имел в виду господин Руссо. Но предрассудки мешают единению человека с природой. Вы видели, как купаются деревенские девки, не снимая рубах?

— Видела. Но природная стыдливость…

— А она нужна — стыдливость? Чего стыдиться?

— Однако вы, сударь, не осмелились явиться без набедренной повязки!

Михайлов улыбнулся.

— Это так, — согласился он, — потому что стать полностью естественным человеком в наш век невозможно. Потому хотя бы, что господин Руссо писал о диком лесном жителе, не имеющем не токмо жилища, но даже внятного языка. Он не ведал добра и зла, а мы ведаем. Поэтому из философии Руссо о естественных людях следует взять то, что годится для нашего времени — или же потребуется грядущему обществу, когда исчезнут предрассудки. Отчего непременно нужно прикрывать тело одеждой, если погода вопит благим матом: дамы и господа, разденьтесь, не то испечетесь заживо?

— Но если послушать вас — чем будут заниматься люди через сто лет? Хотя бы мы, женщины? Прясть, ткать, вышивать, вязать не будет нужды — разве что раз в год изготовлять набедренные повязки для своих домочадцев. Не станет швей, сапожников, ювелиров, придут в упадок ремесла и торговля, неужели все сделаются пейзанами? — перешла в наступление Александра.

— Об этом я пока не думал. Но о том, что тело освободится от ненужных покровов, а его красота и гармоничность станут предметом гордости, я думал много. И здесь я не одинок — еще Гельвеций писал, что человек есть произведение природы и не может от нее освободиться, а в природе красиво все, что означает телесное здоровье…