Бернард Корнуэлл - Месть Шарпа

— Ненавижу траншеи. — пожаловался стрелок генерал-майору.

— Где это вы успели их возненавидеть?

— В Пиренеях. То ещё удовольствие.

С неба вновь закапало, и два офицера поспешили обратно.

— Завтра Пасха. — со вкусом констатировал Нэн.

— Да.

Генерал-майор откупорил фляжку, хлебнул, крякнул и подал Шарпу:

— Даже безнадёжному Савлу вроде меня [4] Апостол Павел до того, как на пути в Дамаск ему было явлено чудо, и он превратился в истового проповедника веры Христовой, носил имя Савл и был ревностным гонителем христиан. Прим. пер. представляется крайне неподобающим проливать кровь в такой праздник, а?

Ответить Шарпу помешал пушечный выстрел далеко за спиной. Стрелок крутнулся в седле. На гребне разбухало грязноватое облачко дыма. Секунду спустя в болотцах на западе поднялся столб воды и слякоти. Французы пристреливали двадцатифунтовики — бронзовые сеятели смерти с двухметровой длины стволами.

Шарпу стало не по себе. Он мог сколько угодно твердить себе, что штурма не будет, что французы, сознавая бессмысленность сопротивления, выбросят белый флаг, однако их артиллеристы пристреливали орудия, а в расположении британской конницы визжали точила, остря клинки.

Вызванный вечером с остальными офицерами бригады в палатку Нэна, Шарп с замиранием сердца гадал: неужели мир? Увы, причина вызова была прямо противоположной. Пришли приказы, регламентирующие назначенный на завтра штурм.

Нэн поднял бокал:

— Смерть французам, джентльмены, и, хоть завтра Пасха, надеюсь, они не воскреснут!

— Смерть французам! — нестройным хором отозвались офицеры и стоя выпили за здоровье короля.

До поздней ночи писались и отсылались распоряжения. Каждый батальон должен был чётко представлять, что ему делать. Далеко за полночь Шарп наскоро поужинал солониной с вином и лег спать. Забыться не удавалось. В душе занозой сидело мрачное предчувствие, то самое, что не позволило ему смежить веки перед поединком с Бампфилдом. Хотя зачем обманываться? Не предчувствие. Страх. Голый, неприкрытый страх. Шестнадцатилетнего рядового Дика Шарпа предстоящая драка приводила в восторг. Подсознательная убеждённость в собственном бессмертии делала его непобедимым. Но страх рос. Рос постепенно, от схватки к схватке и теперь он заполнил Шарпа, офицера и супруга, целиком. Шарп знал, что завтра умрёт.

Справиться со страхом майору в прошлом помогало детское шаманство. Он загадывал вполушутку, полувсерьёз ставя жизнь и смерть в зависимость от прихотей воробья, севшего с одного или другого края лужи; солнышка, прячущегося за тучу; точки падения сорванного ветром осеннего листа; да мало ли? Как любой человек, вынужденный балансировать на грани вечности, Шарп был суеверен. Как любой в эту ночь накануне битвы, француз ли, испанец ли, португалец, либо англичанин. Ночь молитв и заклинаний, образков и талисманов предшествовала утру сабельного свиста, треска ружейной пальбы и рвущей барабанные перепонки канонады.

Рассвет унял дождь. Ветер гнал вялые пухлые тучи. Едва небо на востоке подсветилось обещанием солнца, Шарп пошёл искать в лабиринте палаток и слабо курящихся бивуачных кострищ кавалерийского оружейника, чтоб наточить палаш. Неизящный клинок тяжёлой конницы с длинным прямым лезвием, слишком тяжёлый для большинства бойцов (включая самих кирасир, упражнявших гирями руки под него), нравился Шарпу. У жилистого поджарого стрелка хватало силы и сноровки превращать палаш в страшное оружие рукопашной.

Мастер умело вывел режущую кромку на колесе с педалью и поправил на кожаном фартуке до бритвенной остроты, честно заслужив данную Шарпом монету.

Нэн, завтракая бутербродами с солёной говядиной под крепчайший чай, с любопытством смотрел, как Шарп извлекает из ранца старый заношенный зелёный мундир.

— Пока вы совершали моцион, наш любимец подполковник Таплоу огорошил меня. — сообщил генерал-майор.

— Чем же? — Шарп был благодарен за возможность отвлечься от грустных мыслей.

— По настоянию Таплоу его поп через десять минут отслужит для офицеров бригады полевую обедню позади уборных. Я позволил себе вольность предположить, что вам не по вкусу облатки, приправленные пряным ароматом отхожих мест, и от вашего имени отказался.

Шарп улыбнулся. Сев напротив шотландца, он волевым усилием смирил дрожь в руке и потянулся за ломтем хлеба. Масло прогоркло, однако соль в мясе несколько скрадывала гадкий привкус.