Егор Иванов: Вместе с Россией

— Вот именно, — откликнулся Черчилль. — Сэр Джордж Бьюкенен, в тесном контакте с которым вам предстоит служить, майор, уже завязал неплохие связи в окружении русского императора. Даже великий князь Николай Михайлович, просвещенный и цивилизованный боярин, почти джентльмен, симпатизирует нашему послу. Он поставляет ему весьма ценную информацию из самых высоких российских сфер и делает это совершенно бескорыстно…

— Деятели такого масштаба деньгами не берут, сэр! — с военной прямолинейностью подтвердил Нокс. — Им подавай влияние и политическую помощь в их борьбе за власть.

— Мы подошли как раз к тому, на что я особенно обращаю ваше внимание, — уточнил Черчилль и уселся на диван с новой сигарой и бокалом хереса в руках. — Кабинету его величества известно, что в высших сферах России нет единства. Мало кто из близких к трону симпатизирует царице. Внучка королевы Виктории, императрица Аликс, в последние годы все больше склоняется к ложным идеям укрепления царской власти, или, как это называют в России, самодержавия…

Черчилль фыркнул презрительно и отпил глоток хереса.

— Воспитанная в Англии, она должна была бы знать, что власть становится крепче, если ее обставить демократическими институтами, как это делаем мы. Но Аликс и Николай просто вызывающе относятся даже к тому жалкому подобию парламента, каким является Государственная дума…

Так вот, мой дорогой Нокс, одна из ваших главных задач — нащупать и опереться на те слои, которые готовы сломать упрямство Николая, изолировать людей, разделяющих его пагубные идеи наступления на жизненные центры Британской империи. Любым путем…

— Я понял, сэр, — отозвался Нокс, — я должен найти новых офицеров русской гвардии, готовых придушить царя и царицу и повернуть руль корабля против Германии…

— Вы слишком прямолинейно излагаете свои мысли, майор, — поморщился сэр Уинстон. — В двадцатом веке необязательно протыкать императора шпагой, достаточно ограничить его власть конституцией или парламентом, наконец, законами, благоприятными для самых деятельных сословий общества — промышленников и купцов. А они уж сами выберут, по какому пути из подсказанных идти.

— Как я понимаю, сэр, заменой императора Николая одним из великих князей наши задачи будут решены? — уточнил Нокс.

— Отнюдь нет! — живо возразил министр. — Любое лицо на русском троне может пойти по наезженной колее. Наша задача — изменить саму колею… Мы должны лбами столкнуть Россию и Германию.

— Понима-аю… — протянул майор, поглаживая усы. — Столкнуть между собой наших сильнейших врагов прежде, чем они сумеют объединиться, — святая имперская традиция.

— Да, сэр Альфред, — ласково назвал собеседника по имени Черчилль, что свидетельствовало о высокой степени его дружеского расположения. — Действительно, столкнуть наших двух злейших врагов — Германию и Россию — ваша вторая задача. Наша дипломатия работает над ней не один год. Ради этого мы пока отказываемся в пользу России от Константинополя и от традиционной нашей догмы о неделимости Турции. Пока и на словах! — поднял палец свободной правой руки Черчилль.

— С этой же целью финансовые круги Британии, в том числе и вся великая семья английских Ротшильдов, — лицо сэра Уинстона при этих словах почтительно вытянулось, ибо эти финансисты подкармливали молодого и перспективного политика, — позволили французским банкирам наживаться на русских займах, ведь их цель — не только военное укрепление России, но и строительство стратегических железных дорог, нацеленных на Германию… О, это все надо было рассчитать и предусмотреть! — Военно-морской министр откинулся на подушки дивана и затянулся сигарой.

— Да, сэр, — согласился Нокс. — Теперь я понимаю, почему послом в Петербург был назначен Бьюкенен… За время службы в Софии он приобрел опыт интриг вокруг знаменитой «пороховой бочки Европы» — на Балканах!

— Воистину так, майор, — согласился первый лорд Адмиралтейства. — Именно на Балканах традиционно сталкивались интересы пангерманизма и панславянства. Нигде лучше нельзя стравить русских с германцами и австрийцами, к тому же если туда пустить такого закоренелого «ангелочка мира», как сэр Эдуард Грей, министр иностранных дел его величества! Ха-ха-ха! — рассмеялся Черчилль, немало завидуя посту Грея.

— Я вам очень благодарен, сэр, что вы столь живо раскрыли мне задачи британского военного агента в Петербурге… — склонил голову с пробором в седых волосах перед молодым министром Нокс.