Наталья Егорова - Мы будем вместе навсегда

Кофе закончился слишком быстро.

Рымов вяло переложил в корзину десяток рекламных буклетов, на мгновение зацепившись взглядом за строчку "качественное нейропротезирование". Тщательно расправил гарнитуру, подышал на узкие немодные окуляры...

Входить в сеть отчаянно не хотелось.

В последние дни все чаще приходила мысль сменить работу. Устал. Сотни раз окунаться в мутные волны чужого гнева, боли, слушать истерические выкрики и нервный шепот - не пожелаешь и врагу. Нужно быть толстокожим флегматиком, чтобы выдерживать такое изо дня в день. Рымов работает всего полгода, а уже кричать хочется.

В ненастоящее окно робко заглядывал виртуальный рассвет. Диковатых цветов блики - фиолетовые, ядовито-розовые - мозаикой ложились на сертификат "Менеджер-психолог по связям с небиологическими носителями личностных характеристик". Из динамиков тихо журчало и шелестело, якобы создавая рабочую атмосферу.

Рымов сдернул окуляры и надавил пальцами на веки.

Какой он, к черту, психолог! Двухнедельное обучение, как на кнопки давить.

К лешему такую работу. К лешему!

Проморгался. Медленно поправил каждый палец перчатки. Посопел, устраиваясь поглубже в кресле, зачем-то еще раз заглянул в опустевшую чашку и коснулся пальцами сенсорной панели.

Система с готовностью затренькала, вывесив экран заявок в виде деревянной двери - потемневшей, растрескавшейся, облепленной разноцветными бумажками объявлений.

Десяток просьб об оцифровке объектов: старушке захотелось модель любимой чашки, плешивому толстяку - длинношерстную таксу, красотке, отсканированной лет десять назад, - рубиновую диадему.

Последнее лицо Рымов несколько секунд крутил на экране. Даже сейчас в нем чувствовалось эдакое "поди сюда", чертовщинка в ореховых глазах, а уж при жизни, наверное, дамочке проходу не давали. Интересно, что заставило ее пойти на мнемосканирование: неизлечимая болезнь? особо изощренная депрессия?

Таксу вытащил из стандартной библиотеки, остальные заявки отправил в отдел оцифровки. Через неделю обнаружится, что диадему давно продали жадные наследнички, старую чашку разбили брезгливые внуки... ладно, получим откат, найдем что-нибудь похожее.

Несколько консультаций по законодательству. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Впрочем нет, вот это - нечто новенькое. "Я не понимаю какими механизмами обусловлено что я сплю несколько часов в сутки. Ведь насколько я понимаю моему организму в его нынешнем состоянии сон не требуется..."

Рымов добросовестно выудил и переправил ему пару статей на тему сна оцифрованных. Забавный тип. Можно подумать, ему есть как убить лишнее время.

Наконец, на бурой филенке осталась одна бумажка. Требование личной встречи: очередной истерик решил поскандалить. И лицо у мужика соответствующее - узкое, с впалыми щеками, с глубоко вдавленными глазницами. Будет брызгать слюной и жаловаться на... да на что угодно. Например, на увеличение информационного трафика, раз работает со статистикой.

Рымов почесал нос, поерзал в кресле. Зачем-то принюхался: из кухонного блока слабо тянуло горячей пластмассой. Помассировал щеки перед тем, как надеть полную маску, откалибровал микрофон и, наконец, приложил палец к виртуальной бумажке.

Несуществующая дверь тягостно заскрипела, отворяясь.

Я гадал, кто придет по моей заявке: человек? виртуал?

Здесь быстро учишься отличать полных виртуалов от аватар - неважно, принадлежащих реальным людям или оцифровкам. В живых есть незавершенность, какой-то едва ощущаемый изъян, который и делает их настоящими. Память о тепле, быть может.

Отсюда, из нулевого сегмента сети все выглядит иначе. Гетто неживых.

Первое время сходишь с ума. Словно тебя заколотили в гроб, и не вздохнуть. Здесь тесно, страшно хочется дышать. Но самое ужасное - невозможность осязания. Даже без вкуса сигареты, даже без запаха пыли можно жить, но невозможность прикасаться, стискивать, стучать кулаком, жевать доводит до безумия. Если привидения в древности испытывали то же самое, немудрено, что они веками пугали туристов горестными стонами.

Или вот еще фантомные боли. Я слышал об оцифрованном, умиравшем от рака: говорили, он кричал каждый вечер. Четыре года.

Потом его изолировали в личном сегменте.

Мне еще повезло, у меня ничего не болело. Я просто был парализован: от шеи и ниже - бесполезная чурка.