Егор Иванов: Безымянный. Рассказы

© Егор Иванов, 2017

ISBN 978-5-4485-2072-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– В камеру не смотреть?

– Да-да, на меня.

– Хорошо.

– И так, расскажите, пожалуйста, о тех результатах, которых удалось достичь за эти пять лет.

– Никаких.

– То есть…

– Мы не продвинулись ни на шаг в изучении этого феномена. Он не даёт новых загадок, но и на прежние вопросы отвечать не спешит.

– Оттуда ещё никто не вернулся?

– Нет. Эта чёрная дыра только забирает. Все, кто провалился в неё – исчезли.

– И подкопы не дают результатов?

– Нет. Чернота – плоская, как будто на лист бумаги разлили чернила, а они растеклись идеальным кругом и не промочили бумагу насквозь.

– Была совершенно сумасшедшая идея – сбросить на черноту атомную бомбу.

– Эта идея и сейчас есть. И поверьте, если что-то произойдёт, то её обязательно запустят.

– А что-то может произойти?

– Странный вопрос, учитывая, что пять лет назад посредине улицы образовалось это нечто.

– Год назад эту темноту сделали общественным достоянием. Памятником, если хотите…

– Главное – ограждение повыше.

* * *

На востоке появились первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь густой мрак туч и стремящиеся одарить землю своим теплом, как близкие люди развевают тёмные думы и волнения. Но он где-то в тысяче километров от неё и сейчас готовится оторваться от земли и долгие и холодные полгода смотреть на мир с высока.

Рассвело. Часы пропищали семь.

– Алло?

– Да-да. Говори!

– Мы отправляемся на станцию. Взлёт через пару часов.

– Ты поел?

– Думаю, даже больше, чем нужно.

– Сколько ты можешь говорить…

– …не знаю…

– …я хочу долго!

– Конечно! – она услышала, как он улыбается. – У меня ничего нового. Вчера прошли последнюю подготовку. Ночь спал на удивление хорошо.

– Я снилась?

– Да, думаю, да. Ты же знаешь, я не помню снов. Если только чужие.

– Я вчера приготовила салат, значит. Нарезала огурчики, всё как надо. Потом стала резать колбасу и позвонила Юла. И знаешь что?

– Кот стащил колбасу?

– Нет, Юла беременна!

– А как же салат?

– Какой салат? А, не знаю. Сестра доделала. Ты меня слушаешь вообще? Полгода, между прочим, не услышишь.

– Ещё как услышу. Там специальные аппараты стоят. Они прослушивают таких, как ты…

– Это каких?

– Звёздочек на Земле.

– Ха! Это мило, но прошлый век!

– Быть современным – банально.

– Хочу фото из космоса.

– Своё?

– Да нет там никаких таких систем! Нет же?

– Не знаю, милая. Не знаю, что там есть, кроме пустоты.

– Здесь её тоже полно, даже больше, чем там.

– Нам пора.

– Но это же недолго!

– Надя?

– М?

– Я тебя люблю.

Небо было так близко, словно, вытянув руку, можно было задеть его, и оно лопнет как мыльный пузырь, а звёзды посыплются огромными каплями. Любовь к небу научила его терпеть безответные чувства, которые наполняли его душу каждую ночь. Но с момента их знакомства прошло уже немало лет. И теперь он не боялся протягивать руки к нему – всё равно не достать. А между ними ещё было стекло окна. Непреодолимая невидимая граница, которая нарушала единство. Он молча озирался по комнате в поисках нового вдохновения или мысли, что могла бы увести его по другой тропе. «Слабость» или «сладость»? Поменяй только букву. Чтобы не упустить крошечную, как птичий паёк, идею, он стремглав летел к столу и записывал её карандашом на бумаге – его можно стереть и не следа не оставить за собой.

Книги. Он не просто любил читать их. С неподдельной нежностью он листал их тонкие и мягкие, словно кожа девушки, странички. Когда-нибудь его мысли также напечатают на сереньких листах двенадцатым кеглем. Но слишком много времени прошло с момента их знакомства. И, быть может, он стал забывать. А там, где раньше было полно – теперь пусто и зияет чёрная дыра, которая впитывает в себя все чувства… Скорее, она, как бездонная пропасть, забирает всё, и ничем её не заполнить. А ведь ему так хочется, чтобы его талант оценили, чтобы он, придя домой, распаковал первый экземпляр книги, вдохнул запах типографского клея, прохрустел страничками, спрессованными огромным станком, а затем, наслаждаясь совершенством чёрно-белых страниц, поставил своё творение на полку. Но нет. Стены остаются молчаливыми, даже когда в них летят вазы или тарелки, они никогда не говорили и не проронят слова ни завтра, ни через месяц, ни через тысячу лет.