Егор Иванов: Безымянный. Рассказы

Писатель вздохнул и закрыл документ, словно потеряв последнюю надежду написать что-то стоящее. Натянул серые штаны и такого же цвета футболку, кофту потеплее, намотал вокруг шеи шарф и серым пятном поплыл по горящим осенним дорогам.

Длинная и узкая улица заканчивалась тупиком, в котором стоял высоченный кирпичный дом с большущими прямоугольными окнами в три створки. Во дворе элитной высотки было всегда многолюдно – в одном из трёх подъездов жил известный маг, который выбрался из чёрной дыры. В тот день, когда он предстал перед публикой живым и невредимым, газеты запестрели заголовками: «Свершилось чудо», телеканалы разрывали его на интервью, а очередь к целителю заметно увеличилась. Писатель иногда подходил к воротам дворика, протискивал лицо между железными прутьями и будто бы вдыхал запах популярности, который уже давно из него испустился. Говорят, этот «волшебник» решил вывести кого-то на чистую воду, помочь с расследованием, подарить одной семье, скорее всего, ложную надежду на спасение. «Это же шоу», – ухмыльнулся один из скептиков в новостной программе.

Тяжёлые засовы. К их громкому скрежету за пять лет он так и не привык. Звяк! Они открывались дважды в день. И надежда на свободу ложилась на маленькую скамеечку, просовывала голову между дощечками и звяк! Засовы отрубали ей голову. Но завтра, словно она змий, голова вырастала снова. Каждый день – это лишь прогулка. Свобода до флажков, за которую заступить нельзя, ведь тогда начнётся охота на дичь. Звяк! И сомкнётся капкан на лапе зверя, который бежал мимо. Быть может, он даже и не грыз глотки двуногим, не воровал их кудрявых овец или тупых куриц. Но капкану всё равно. Он как садовник отрубает всё ненужное, особенно всякую надежду.

– Я писатель. Хочу сделать вас героем моей книги.

На свидание с заключённым писателя пустили нехотя.

Парнишка молча писал записки на жёлтых разлинованных листах карандашом, доставшиеся ему от предыдущего владельца кровати. Смысл разговоров с сокамерником сводился к тому, что соседу сидеть дольше и его бы пожалеть. Но мамкиных титек здесь ни у кого не было.

– Ты их все отправляешь?

Этот вопрос задавался раз в неделю. Он – контрольный, чтобы убедиться, не в более ли выгодных условиях его сокамерник. Письма охранники брали охотно, но, конечно, просить их о передачках каждый день – играть с огнём на складе с динамитом.

– Хотя, я думаю не сидеть мне здесь ещё два.

– Сбежишь?

– Выпустят.

– По таким делам, как у тебя…

Он никогда не просил ответных писем. Боялся, что их нет. Свои дневники он превращал в бумажные цветы и отсылал матери и сестре. Он просил их не приходить, только отец мог видеть его исхудавшее тело и пустые глаза. Раз от раза отец и сам становился хуже. Морщинки совсем изрезали лицо, а волосы поседели. «У тебя тоже слегка поседели», – сказал он. «Посидели? Игра слов», – написал после той встречи на листе сын. Спустя год отец уже перестал рыдать. Его глаза смирились с тем, что он никак не может помочь дитю, угодившему в капкан.

– Книгу обо мне? Я прямо-таки нарасхват. Кто купил меня сейчас?

– Думаю, дело даже не в тебе.

– В ком же?

– Во мне. Мы с тобой чем-то похожи. Ты несправедливо угодил за решётку, а я живу в капкане из четырёх стен, истязаемый желанием написать что-то стоящее.

– Отличное сравнение…

– Знаю, тебе не понять. Но, поверь, иногда бессмысленная свобода хуже заключения.

– Не в моём случае.

– Поэтому-то я и уверен, что мы с тобой сможем вдохновить друг друга. Ты меня – на роман, длинную и интересную историю о том, как сказать вызову судьбе: «я справлюсь», а я тебя смогу убедить в том, что мир не такой гадкий, каким может показаться, и что ещё есть, зачем жить…

– Думаешь, у меня нет желания жить и я не знаю, зачем мне нужно терпеть? Три года я уже здесь, как говорится, чалюсь. И каждый день я пишу письма, но не жду ответа, потому что я боюсь потерять надежду, что там, за этими холодными стенами не осталось никакого, кому я нужен.

Охранник ту ночь провоевал с новыми желающими отправиться в пустоту. То с одной стороны, то с другой они перелезали через полутораметровый забор и начинали свой обряд: кто-то прыгал сразу, кто-то читал какие-то молитвы, звонил или пел песни, кто-то сначала гладил ровную поверхность дыры, вглядываясь в пустоту, такую же, как у некоторых людей в глазах или сердцах. Под утро охранник спал самым сладким сном – безопасность он оставлял на совесть учёных, копающихся вокруг. Они решили спустить туда очередной трос и вытянуть кого-то или что-то, но и в этот раз тьма поглотила толстый стальной трос, утянув за собой молодого аспиранта, зазевавшегося на краю берега.