Поль Махалин: Крестник Арамиса

Юноша ударил себя по лбу.

— Ах, боже мой, вы правы!.. Как бы не опоздать в Шато-Лансон!.. Да и букета все нет и нет…

Но в следующее мгновение он радостно воскликнул:

— А вот, наконец, и Требюсьен!

Старый слуга, одетый в ветхую ливрею с обтрепанными и тусклыми галунами, входил во двор. Молодой барон подбежал к нему, выхватил у него из рук большой букет и, живо вскочив в седло, крикнул отцу:

— Вы отпускаете меня, сударь?

— Да, шевалье, но возвращайтесь скорее. Знайте, что я теряю аппетит, когда вас нет рядом во время обеда.

Элион кивнул и помахал рукой. Лошадь пустилась во весь опор.

Господин де Жюссак проводил сына взглядом до дороги, что белесой лентой извивалась между двумя рядами могучих стройных тополей.

Всадник пришпоривал и хлестал лошадь, что явно свидетельствовало о его крайнем нетерпении, и животное, приученное к неторопливому аллюру, раздувая ноздри, мчалось теперь галопом, как фантастический боевой конь возлюбленного Леноры, о котором Бюргер напишет балладу более чем через полвека.

— Господин барон!

— Что такое?

Перепуганный старый слуга стоял перед окном.

— Что за физиономия у тебя, мой бедный Требюсьен? — взволновался сеньор. — Уж не приключилась ли какая-нибудь катастрофа с тобой в дороге?

— Не то чтобы катастрофа, сударь, но происшествие не из приятных, правда, не со мной — почтовая карета опрокинулась в канаву с небольшого косогора в четверти лье отсюда.

— А пассажиры?.. Ранены?.. Погибли?..

— Слава богу, отделались конфузом, хозяин и слуга. Чудо еще, что они не разлетелись на мелкие кусочки. Ведь оба такие сухопарые и легкие, что довольно было бы слабого порыва ветра, чтобы их унесло, как пыль.

И честный Требюсьен с развязностью, заслуженной более чем полувековой безупречной службой, добавил:

— А ведь они, господин барон, похожи на двадцатилетних не более, чем мы с вами!

— Ну, прямо Мафусаил и его слуга! — рассмеялся владелец замка.

— Кучер нашел людей в деревне, карету подняли, и путешественников я, господин барон, пригласил отдохнуть в замке. Надеюсь, что вы за это на меня не будете в обиде?

— Нет-нет, что ты, черт побери! Ты правильно сделал. Где же эти бедолаги?

— Идут за мной. А вот и они! Поглядите-ка, еле нога переставляют…

— Это ты о них, дуралей? О дьявольщина, я со своей подагрой еще менее проворен…

В липовой аллее, ведущей к замку, показалось двое мужчин. Тяжело ступая, они медленно продвигались вперед, один из них — без сомнения, хозяин — опирался на длинную палку.

— Эй, Маргай! — позвал барон служанку. — Открывайте столовую, готовьте закуски! Гости, которых нам посылает случай, должно быть, проголодались. Надо бы им подкрепиться, прежде чем они снова пустятся в злоключения, преодолевая зной и усталость.

Обернувшись к Требюсьену, он крикнул:

— Подкати-ка меня к двери, милейший! Дворянина нужно встречать у входа.

Гость со слугой уже приблизились к крыльцу. Это был старик, казалось, перешагнувший последние рубежи человеческого возраста: морщинистый, как печеное яблоко, заскорузлый, ветхий, как мумия, он был так худ, что кости грозили продырявить богатый дорожный костюм из черного бархата, украшенный гагатом. Не менее дряхлый слуга имел осанку почти монашескую.

Незнакомец снял шляпу.

Господин де Жюссак приподнялся в кресле.

— Прошу извинить меня, сударь, — сказал он, — что не встретил вас перед въездом в мои владения: болезнь, приковавшая меня к креслу, помешала исполнить долг вежливости.

— Что вы, что вы, это вполне понятно, — ответил гость тихим, надтреснутым голосом. — Я слишком хорошо знаю по собственному опыту о некоторых возрастных хворобах, угнетающих наше несчастное тело, и мне известно, к чему это порой принуждает.

Последовали взаимные приветствия. Затем барон спросил:

— Сударь, кого имею честь принимать?

— Шевалье д’Эрбле к вашим услугам, сударь.

— Барон де Жюссак рад вашему посещению.

Они еще раз раскланялись. Путешественник продолжал:

— Постараюсь не злоупотребить вашей любезностью, я распорядился, чтобы карету починили как можно скорее.

— Как вам будет угодно, господин шевалье. Но не окажете ли милость отдохнуть в моем доме и выпить чего-нибудь прохладительного?

— Не могу отказаться от столь сердечного приглашения… — снова поклонился прибывший и, растянув в улыбке беззубый рот, добавил: — Только позвольте предупредить вас, что за столом у меня жалкий вид человека, поглощающего только аромат блюд и букет вин… Sabrietas initium sapientiae [1] Трезвость — начало мудрости (лат.). , главным образом у людей нашего возраста… Хочешь жить долго — научись воздерживаться.