Поль Махалин: Крестник Арамиса

— Вот я и стану этим зятем, — парировал юноша с непоколебимой уверенностью.

— Вы!

— С помощью провидения, терпения и шпаги.

— О, вы убаюкиваете себя надеждой…

— Я пройду тот же путь, что и другие… Почему нет? Разве дозволено терять надежду дворянину, призванному служить стране и государю?

Господин де Жюссак вздрогнул всем телом, как если бы наступил босой ногой на змею.

— Вы желаете стать солдатом? — выдохнул он.

— Вы этого не допускаете? — вопросом на вопрос ответил Элион.

Голос старого барона дрогнул.

— Значит, вы решитесь меня покинуть? О нет, только не это!.. — с горечью воскликнул старик и резким движением руки словно отринул эту страшную мысль.

Молодой человек склонился к отцу и заговорил твердым голосом:

— Как же так, сударь? Вы не подумали, что однажды настанет день, когда король и Франция спросят с сыновей небольшую долю того, что отцы расточали без меры, — преданности и мужества?.. Французские армии были слишком удачливы на полях сражений, но не исключено, что будущее готовит сюрпризы и разочарования… И тогда король будет нуждаться в нас, детях Франции.

Старик опустил голову.

— Да, — пробормотал он, — это верно. Фортуна устает благоволить к одним и тем же знаменам… Ясно еще и то, что в вас проснулся воинственный дух, отличающий породу Жюссаков… Но знаете ли, Элион, что я не настолько богат, чтобы купить роту, и что вы будете прозябать в небольших чинах и ваш удел — алебарда сержанта?

— Но я недолго буду носить эту алебарду!.. Лицом к лицу с врагом, среди пик, под огнем мушкетов и пушечной картечи я надеюсь добыть себе аксельбанты лейтенанта или диплом капитана.

Молодой человек выпрямился, глаза его блестели, голос окреп — мужчина да и только!

— Война — лотерея, а выигрывает самый стойкий! — заключил он.

— Но проиграть можно жизнь, — печально вздохнул барон. И добавил еще печальнее: — Ах, какие неблагодарные дети! В них души не чают, преподносят все на блюдечке, холят и нежат, только бы были рядом, мечтают найти в них опору в немощной старости… И вот однажды дети, словно обретя крылья, становятся движимы лишь одним желанием, одним безумством — улететь далеко из родного гнезда, где их окружали заботой и любовью.

— Неблагодарный, я?

— Да, и эгоист…

— За что такой упрек?

— Вы его заслужили, сударь… Можно ли думать только о себе?! Что же касается вашего бедного отца… — проговорил он сдавленным голосом. — Бросьте меня, уезжайте, я не держу вас больше… Погибайте, если вам так хочется!.. Ей-богу, глупо беспокоиться. Мне-то не придется плакать о вас, уж это точно… Ваше бессердечие загонит меня в могилу, в которой я уже и так стою одной ногой.

Элион запрыгнул на подоконник и, очутившись в комнате, упал к ногам старого отца. Веки юноши распухли от слез, судорога сжимали горло.

— О сударь! — взмолился он. — Ради бога, не говорите так! Разве я эгоист?.. Разве я неблагодарный сын!.. Чтобы заслужить ваше уважение и любовь, клянусь, я откажусь от всех своих планов, от всех мечтаний и надежд, останусь подле вас, здесь, навсегда, навсегда!

Старик был растроган, суровый его взгляд смягчился. Он привлек сына к груди и с невыразимой нежностью, которой вряд ли можно было ожидать от старого огрубевшего солдата, обнял его.

— Поцелуйте меня, — сказал он, — вы хороший сын.

Элион в порыве чувств горячо поцеловал отца.

— Отец!.. Дорогой отец!

На лицах обоих светилась нежность.

— О, я не требую от вас, — проговорил сеньор, — жертвы, к которой призывает сыновья любовь, и не прошу провести возле меня долгие годы, отпущенные вам Небом… Прошу только не покидать Эрбелетты, пока я не закрою глаза… Будьте уверены, счастливая минута избавления не заставит себя долго ждать!..

— Сударь, как вы жестоки! — воскликнул юноша, рыдая.

Владелец замка снова обнял сына.

— Не огорчайтесь, Элион, — продолжил он. — Не для того я говорю все это, чтобы опечалить вас. Но все же нам следует обсудить возможность разлуки. Черт возьми! Я только хочу сказать, что не будете вы вечно чахнуть в этом забытом богом медвежьем углу, потому что я не собираюсь застревать на этой земле надолго…

— О господи, нет же!..

— Ну-ну, будьте мужчиной, шевалье! Мы ведь, слава богу, не сейчас же прощаемся навеки! Черт побери! Господь еще даст мне немного времени, и я увижу, как вы отточите ум и наберетесь сил, чтобы перенести все тяготы походов.

Старик добродушно рассмеялся:

— Кстати, не забывайте, что пора ехать прощаться с мадемуазель Вивианой… Слышите, вас зовет Ролан? Скотина теряет терпение.