Алла Гореликова - Серебряный волк

— А через пару лет, — пожимает плечами король, — может дойти до того, что империя и Двенадцать Земель будут спорить за право оккупировать Золотой полуостров. Грозный не сможет обороняться.

— Что мы должны будем делать там? — спрашивает принц.

— Учиться. Васюра подготовит вам документы. Будете обычными школярами из обедневшей дворянской семьи, откуда — подумаем. И ничего такого, что выходит за рамки обычной жизни.

— Смотреть и слушать? — улыбается Серега.

— И понять, что там творится, — добавляет Лека.

— Сущие пустяки, — с непривычной мрачностью итожит Васюра.

Я долго сижу с Лекиным амулетом в руках. Просто сижу. Пальцы теребят серебряную змейку шнурка, а я вспоминаю глаза короля Андрия. Я чувствую — что-то гнетет его. Что-то еще, помимо отъезда сына и неурядиц Таргалы. «Хорошо, но немного не ко времени», — повторяю я… Видно, и в Славышти неладно. Ведь не без причины доставшаяся сыну слава кажется Андрию опаснее далеких таргальских трудностей…

Потом я думаю о Леке. Все-таки ужасно несправедливо, что на родину матери, в страну, которой правит родной его дед, он едет под чужим именем. Пусть Лютый обижен на дочь и зятя, пусть воюет он с Подземельем — но чтобы внуку, любимой дочери первенцу, опасно было с ним встречаться?!

Запоздало вспоминаю я посольство Лютого в Славышть — ведь он, пожалуй, готов был к ссоре! Не зря же Карела с собою не взял. Ведь какой был случай — подружить наследников двух королевств-соседей…

Но теперь мы можем лишь гадать, как сложилась бы история, не будь Лютый — Лютым. А в гаданиях таких — что толку? Принц и его побратим едут в Корварену — вот что важно. Потому что с этого и начнется та часть их жизни, которая вошла в сказание. Я добрался до Смутных времен.

Вот только почему Сереге не нашлось места в песнях менестрелей?..

О привычке Мишо пережидать межсезонье под щедрым кровом знал весь Золотой полуостров. Как и о том, что «межсезонье» у Мишо Серебряной Струны может наступить в любое время, даже в разгар осенних ярмарок. Было бы желание, а вернее — нежелание таскаться по дорогам и развлекать честную публику.

Мишо пережидал наплывы лени то в казармах королевских рыцарей, то в щедром замке скучающего провинциального аристократа; раз, говорят, умудрился даже уйти в плавание с каким-то не то себастийским, не то вовсе ханджарским купцом — правда, открытое море так укатало менестреля, что с тех пор он даже через неширокую в Корварене Реньяну ни за какие коврижки не стал бы перебираться в лодке перевозчика.

Поэтому, когда Мишо Серебряная Струна заколотил мощным кулаком в ворота монастыря Софии Предстоящей и заявил, что пришел в гости и гостить собирается до осени, брат Серж ничуть не удивился. Впустил без вопросов, сам проводил в приемную и, вернувшись на пост, сказал напарнику: — Ну, будет весело! Попомни мои слова, Джон. И конечно, не ошибся.

Уже за вечерней трапезой, смирно прослушав молитву и с завидным аппетитом опустошив миску с похлебкой, Мишо дал понять, чем собирается расплачиваться за гостеприимство. Он встал, поклонился первым делом светлейшим отцам, а после — остальной братии, негромко прокашлялся и спросил:

— Как же мне отблагодарить вас за хлеб и за кров? Разве что работой своей, теми сказаниями, с коими хожу я по Золотому полуострову, поучая и развлекая честную публику. Дозвольте же, отцы мои, — тут он снова поклонился светлейшим, — в первый день мой под этим кровом начать сказание о святом Кареле, любимейшем святом нашей страны. И знайте, что это будет самое полное сказание из всех, что ходят по Таргале, ибо не пожалел я усилий и собрал воедино все, что помнят еще люди об этом святом, о жизни его и деяниях, о друзьях его и врагах и о том, чем славен он вовеки.

Светлейший отец Николас встал и, кивнув, осенил менестреля благословением. Мишо Серебряная Струна просиял благоговейной улыбкой, снова откашлялся и начал:

— Он родился в день поражения Таргалы, в кровавый день разгрома у Волчьего перевала. В тот день, когда пали лучшие, когда воины с востока ворвались в Прихолмье, в день, когда была утеряна надежда на победу. Но он родился в день святого Карела, дарующего надежду во тьме отчаяния. И королева Нина, провидица и ведьма, сказала так: «Пусть сын мой станет надеждой для страны моей». И нарекла его Карелом, и тем определила его судьбу. И что вы думаете — это стало ясно сразу! Ведь воины Двенадцати Земель не пошли дальше Прихолмья, и скоро, совсем скоро король Двенадцати Земель попросил мира. И ради мира породнился с королем Таргалы, попросив дочь его Марготу стать своею королевой. Так видим мы — уже одно рождение будущего святого усмирило неправедных и прекратило войну.