Евгений Лундберг - Кремень и кость

Потому-то так коротка была память доисторического человека о близких, и так легка разлука. Боясь умерших, человек не боялся убивать. Он убивал детей, слабых и рожденных в месяцы засухи, холода, переселений или общественных бедствий, бросал на произвол судьбы больных. А старцы, пользовавшиеся уважением племени, иногда сами лишали жизни своих сверстников, иногда сохраняя втайне эти убийства, иногда же, наоборот, сопровождая их шумными празднествами.

Оторвавшись от основного племени, семьи заботливее тех, что остались, берегли каждую рожденную на новом месте жизнь. Есть дети — будет сила. И законы внутри не осевших прочно племен были мягче, чем законы племен, издавна оседлых и многочисленных.

Протекали десятилетия. Опять наступил голодный год. Одними кореньями и рыбой не могли прокормиться люди с бобрового озера. Пришлось обратиться к пещерному племени. Потребность в пище гнала поселенцев в отчую пещеру, но ответ стариков был жесток.

— Вы ушли от нас. Вы построили себе сухие хижины. У вас много рыбы и болотной птицы. Живите тем, что у вас есть.

Ответ не был враждебен, но из-за него могла загореться вражда. Оттого, что переселенцы просили пищи, она показалась особенно ценной отчему племени.

Старики говорили еще не без ехидства и зависти:

— У нас есть вяленое мясо. У вас есть бобровый жир и крепительное бобровое семя. Отчего же вы хотите иметь сразу и мясо и жир?

Поселенцы бобрового озера ответили:

— Мы хотим, чтобы и у вас и у нас были вяленое мясо и жир.

Так и остались бобры без помощи.

Когда пришло время сбора семян в следующем году, женщины озерного поселения пошли под охраной мужчин на места, недалекие от древнего поселения. Они прошли не обычной дорогою, а в обход, к заливным лугам широкой котловины.

Вдали в голубой дымке виднелись бело-золотистые холмы и черные впадины пещеры. Озерные люди торопливо собирали зерно, они не были спокойны.

Колосья ячменя и щетинника были разбросаны по всей земле, и не было обычая, запрещавшего их сбор где бы то ни было. Однако то зерно, которое они собирали здесь, могло попасть в пещеру старого племени. И эта мысль мешала обычной беззаботности.

Тревога продолжалась недолго. Человек тех времен был непоследователен и не любил тревоги.

Сбор продолжался, ритмически подымались руки, головы склонялись к земле.

— Это земля, — вдруг сказала одна из женщин, и все поняли, что это значило. А значило это:

— Люди пещеры отняли зерно у земли. Теперь отнимаем зерно у земли мы. И кто нам помешает? Люди и земля, земля и люди… кто помешает?

Работа шла все живее. Женщины и подростки перекликались на разные голоса:

— Колос.

— Колос!

Одна из них с притворным, а может быть и подлинным сожалением напевно сообщила остальным:

— Стебель сломался. Другая посочувствовала:

— Упал колос. И дальше раздалось:

— Зерно просыпалось!

Девушка-подросток, роясь в земле, чтобы захватить ушедшую в глубокое гнездо мышь, ответила за всех, еще больше усиливая выражение скорби в голосе:

— Мыши съедят зерно.

— Мыши съедят зерно, — напевала тем же голосом обронившая сломанный стебель.

Молодежь сердито закричала на мышей, которых не было и в помине, кроме одной.

— Мы прогоним мышей камнями.

Запевшая первой женщина успокоилась, убедившись в том, что ее поддержат все одноплеменники. Она сказала, теряя ритм, петому что ей уже не о чем было петь:

— Мы прогоним мышей камнями. Все зерно останется нам. Мы отберем зерно, которое мыши запрятали в норы.

В разгар сбора в дальнем конце луга почуялось необычное движение. Двое подростков бежали туда, где собралось больше всего сборщиц.

— Большой бык лежит на земле. Кто-то его убил и унес часть добычи! — кричали они на бегу. — Очень маленькую часть.

Бережно ссыпали в кожаные мешки и лукошки неполные горсти семян и не спеша потянулись к находке. Молодые охотники делили тушу. В стороне, на мшистом, ушедшем в землю камне, дробили череп, чтобы извлечь мозг. Была радость находки, забыта была пещера и строгие старики ставшего чужим медвежьего племени.

Когда мясо было поделено и начисто обсосаны кости, потянуло на землю, ко сну. Дети жались к женщинам, близился вечер, провести его предстояло далеко от очагов и крова.

— Быка убил охотник из медвежьей пещеры, — снова полуутвердительно, полувопросительно сказал один из молодых охотников.

— Наши женщины съели быка, а не женщины медвежьей пещеры, — развил его мысль товарищ по находке.