Стенли Уаймэн - Красная кокарда

— Нет, нет! — закричали все хором, взмахивая шляпами и шпагами.

— Хорошо, — твердо продолжал Фроман. — Я не буду более прибегать к словам. Но я хочу показать, что здесь, в Ниме еще чтят Бога и короля, и их слуги еще пользуются свободой. Идемте со мной, господа! Мы пройдем через весь город и посмотрим, осмелится ли кто-нибудь крикнуть «долой короля»!

Окружающие ответили таким ревом, что, казалось, дрогнула сама башня, и, столпившись у лестницы, принялись спускаться на нижнюю крышу, а оттуда, через дом — на улицу.

Сидя на парапете я наблюдал за их спуском. Я видел, как блестят на солнце их шпаги и пряжки на башмаках, как развевал ветер их ленты, и не без сочувствия провожал взглядом каждого исчезавшего в люке лестницы.

Уже больше половины покинуло крышу, когда кто-то дотронулся до моей руки: около меня стоял Фроман.

— Вы останетесь здесь, — заговорил он, наклоняясь ко мне. — Если случится несчастье, то мне не надо будет лишний раз поручать вам позаботиться о мадемуазель Денизе.

— Что бы ни случилось, я это сделаю.

— Благодарю вас, — сказал он, скривив губы, и на одно мгновение в его глазах блеснул нехороший огонек. — Не забывайте, что если удача будет на моей стороне, мы еще поговорим с вами!

— Дай Бог, чтобы удача была на вашей стороне! — невольно воскликнул я.

— А вы так уверены в своем оружии? — насмешливо спросил он.

Затем, переменив тон, он продолжал:

— Нет, дело, конечно, не в этом. Вы французский дворянин, и я спокойно поручаю вам мадемуазель де Сент-Алэ, именно как дворянину. Да хранит вас Бог!

— И вас также.

Я посмотрел ему вслед. Было около пяти часов. Солнце уже поднялось, и кровля башни, оставшаяся теперь только в моем владении, казалась таким мирным и спокойным уголком, что я не без удивления оглядывался вокруг себя. Я был так далек от бушующего внизу мира, откуда вдруг донесся гул голосов, очевидно, приветствовавших появление Фромана. За этим криком последовал другой, третий. Испуганные голуби стаей закружились над башней. Волна голосов стала мало-помалу удаляться в южную сторону города и вскоре замерла в отдалении.

Я остался один со своими невеселыми мыслями. Куда девалось тесное единение, союз, о котором столько недель грезила Добрая половина нации? Где братство, к которому взывал отец Бенедикт? Где слияние классов и сословий? Разве не исчезли права человека? А вместе с ними и тысячи других благодеяний, которые, вопреки человеческой природе, обещали философы и теоретики, стоило только принять их в систему? Где все это?

Набатный звон колоколов огласил окрестность, залитую веселым весенним солнцем; снизу, с улицы вновь неслись крики и шум восстания. По лентам дорог, идущих от города, там и сям быстро двигались небольшие группы людей, блистая на солнце оружием.

Прошло еще с полчаса. Я продолжал сидеть, погруженный в свои мысли. Внезапно в отдаленном пригороде на западе грянул пушечный выстрел, а за ним рассыпалась дробь отдельных выстрелов.

Голуби все еще продолжали кружить на фоне сияющих, быстро бегущих облаков. Громко чирикали воробьи. Нижняя крыша, на которой столпилось несколько слуг, была залита солнцем. Здесь было так тихо, так спокойно! А внизу, на улицах лилась кровь и царила смерть.

Было еще раннее утро. Я прислушивался ко всему почти безучастно, следуя лишь течению своих мыслей и сравнивая про себя зрелище самоистребления с блестящими обещаниями, которые делались всего несколько месяцев назад. Но постепенно волнение слуг, стоявших на нижней крыше, передалось и мне. Я стал прислушиваться более внимательно. Мне казалось, что момент решительного столкновения приближается, что крики становятся чаще и явственнее. Около казарм, недалеко от нас, показались клубы белого дыма, и дважды грянул залп, заставивший задрожать стекла домов. Потом на одной из улиц, которая шла как раз под нами и просматривалась из конца в конец, я увидел бегущих людей прямо в нашу сторону.

Я окликнул слуг и спросил, в чем тут дело.

— Нападение на арсенал, — отвечал один из них, козырьком прикладывая руку к глазам.

— Кто нападает?

В ответ он только пожал плечами и стал смотреть еще внимательнее. Я последовал его примеру, но пока не заметил ничего особенного. Вдруг до нас докатился громкий гул голосов, словно кто-то отворил запертую ранее дверь. Большая толпа народа с группой шедших посередине монахов с распятием показалась на ближайшем конце улицы. Бряцая оружием, она перелилась на другой конец и куда-то исчезла. Некоторое время еще слышны были ее крики, и можно было сообразить, что она направляется к арсеналу, где время от времени раздавался треск мушкетных выстрелов. Я догадался, что это было подкрепление, за которым присылал Фроман.