Аркадий Крупняков - Вольные города

Какой из Топейки жених, если он у Боранчея работник. Землю для него пашет, скот пасет, хлеб убирает с поля, молотит, осенью на охоту ходит. А между дел успевает хозяйской дочке помочь. Какой он жених, если глаз на Эрви не смеет поднять?

Отчего Топейка был беднее всех — никто не знал. Все знали только одно: у Топейки, кроме ножа да лука со стрелами, ничего нет. И земли нет, и скота нет, и сохи нет, и одежды хорошей то­же нет.

Была у него девушка, такая же веселая, в любви ему клялась. Но посватал богатый, и ушла она в высокое кудо, забыв клятвы. Долго тосковал Топейка. Хотел забыть, да не смог. Пришлось из своей деревни уйти. Стал работать у богатых по найму. Но только в пору сева, сенокоса и жатвы. В остальное время Топейка — воль­ная птица. Летит, куда хочет. Как-то позвала его Эрви на берег Волги, спросила:

— Ты на реке Нуже бывал?

— Бывал. Я везде бывал.

— Не хвастай зря.

— Лопни мои глаза — на Нуже был!

— Про Аказа сына Туги что-нибудь слыхал?

— Скажешь тоже — слыхал! Да он мой лучший друг! Мы с мурзаками дрались вместе. Перед сенокосом.

— Расскажи.

— Собрались мы на охоту...

-- Кто это — мы? «

— Ну, я, Аказ, Мамлейка и еще человек десять. Проезжаем че­рез илем, видим: мурзаки ясак собирают. Я и говорю: «Почему весной приехали — ясак собирают осенью». —«Не твое дело»,— отвечают. «Как это не мое?» — говорит Аказ.

— Кто же все-таки говорит: ты или Аказ?

— Вот прицепилась... Ну, Аказ говорит. И тут началась драка. Я одного палкой по голове ударил не так сильно. А он умер. И еще трое ясачников убились.

— Сами убились?

— В драке кто разберет. И наши тоже убились. А через неде­лю на илем налетели джигиты. С саблями. Как туча. А у Мырза- ная... Ты знаешь Мырзаная?

— Слышала. Прихвостень казанский.

— Верно. У него есть сын Пакманка. Выдал нас. Имена наши назвал, стал помогать татарам нас ловить. От мурзаков в лесу спрятаться просто, а попробуй от Пакманки скрыться. У него нюх, как у гончей собаки, в лесу каждую кочку знает.

— И вас поймали?

— Если бы не Мамлейка. А он спрятал нас в мечети, а туда мурзаки входить побоялись.

— Расскажи, какой он?

— Кто?

— Аказ. Я знать хочу.

— Патыр! Ростом... вот с это дерево. Чуть, может, пониже. Плечи такой ширины... вот как размах моего лука. Пусть отсохнет язык, если вру, сам видел, как он поднял камень и бросил его в Юнгу, и река изменила свой путь, потоку что камень перегородил ее от берега до берега. А как он стреляет! Сам видел: на скаку по­пал стрелой белке в глаз. Добр, как я, весел, как я, а красив...

— Не говори. Патыр не может быть некрасивым. Скажи лучше, есть у него невеста?

— Конечно есть! Ах, невеста? Нет, насчет невесты не знаю. Да и зачем такому патыру невеста? Чтобы обманула его? Тьфу!

— Ты не плюйся. Ты лучше садись в лодку и поезжай в Тугаев лужай и узнай, какая у Аказа невеста. Я тебя очень прошу, Топей- ка. Мне надо знать про невесту Аказа все. Поедешь — узнаешь?

У Топейки доброе сердце. Он никому ничего не может отка­зать. Тем более Эрви. И он сел в лодку.

Целую неделю ждала Эрви Топейку, каждый день выходила на берег. И дождалась. Он подошел к Эрви и, тяжело дыша, сказал:

— Только зря съездил!

— Почему зря?

— Нет у Аказа невесты! — Топейка плюнул в сторону. — Я го­ворил тебе: ему с девками возиться нет времени.

Эрви, вместо того чтобы огорчиться, радостно рассмеялась и, слегка хлестнув Топейку кистью пояса по носу, убежала домой.

Топейка еще раз плюнул в подтверждение того, что все девки, в том числе и Эрви, ничего, кроме презрения, не заслуживают.

После полудня Боранчей позвал дочку в кудо, сказал:

— Иди, красивое платье надень, умойся, причешись.

— Зачем?

— Мырзанай сватать тебя придет. Женой своего сына Пакма- на хочет сделать.

— Какой он будет мне муж? Не пойду я к Пакману!

— Я тебя, неразумная! — Боранчей замахнулся на дочь, но не ударил.— Мырзанай с Казанью торгует, он у татар в почете, он богат!

— А у Пакмана брюхо косое! — крикнула Эрви и хотела убе­жать из кудо. Отец поймал ее за косу, усадил рядом, укоризненно заговорил:

— Девять женихов прогнала, долго ли в девках сидеть бу­дешь? Смотри, Эрви, года пройдут — потом больно в листочек бу­дешь свистеть — зазывать женихов, но не подойдет никто.

— Ты лужавуя Тугу знаешь? — спросила Эрви.

— Как не знать. Сосед. Его лужай и мой — рядом,— ответил Боранчей.

— А сына его знаешь?

— Это тот, который Аку? Знаю. Хороший парень. А что?

— Я его женой стать хочу.