Генри Хаггард - Суд фараонов

Теперь он видел ясно: перед Осирисом стояли выстроившиеся в ряд цари и царицы Египта. Словно по невидимому знаку, все они преклонились перед Осирисом, и, прежде чем стих шелест их одежд, Осирис исчез. Но на месте его уже стояла другая фигура — Исида, Матерь Тайны, с глубокими глазами, загадочно глядевшими из-под усыпанного драгоценными камнями колпачка с головою коршуна. Снова преклонились перед богиней цари и царицы — и богиня исчезла. И опять на месте ее появилась третья фигура — прелестная, лучистая Хатор, богиня любви, с символом жизни в руках и сияющим диском на голове. Снова все преклонились перед нею, и снова она исчезла; но на ее месте уже никто больше не появлялся.

Фараоны и царицы теперь двигались и разговаривали; голоса их доносились до Смита таким сладостным шумом.

В своем удивлении Смит забыл всякий страх. Из тайника, никому не видимый, он внимательно наблюдал за ними. Некоторых он знал в лицо, как, например, длинношеего Кху-энь-атена, о чем-то сердито спорившего с Рамзесом II. К изумлению своему, Смит понимал их речь, хотя и не знал языка древних египтян. Кху-энь-атен высоким тоненьким фальцетом жаловался на то, что в эту единственную ночь в году, когда им разрешено встречаться здесь, среди богов, или волшебных образов богов, представленных перед ними для поклонения, не было его бога — Атена, или солнечного диска.

— Я слыхал об этом боге от жрецов, — говорил Рамзес II, — но после восшествия вашего величества на небо он просуществовал недолго. Уже в мое время трудно было найти его изображение. Ваше имя было неудачно выбрано. Потомки звали вас «еретиком» и истребляли ваши идолы. О, не обижайтесь. Многих из нас называли еретиками. Вот хотя бы моего сына, Сета II, — он указал на человека с кротким задумчивым лицом, — меня уверяли, будто втайне он поклонялся богу евреев — тех самых рабов, которых я заставлял строить свои города. Взгляните на эту даму рядом с ним. Красива, не правда ли? Какие огромные фиолетовые глазаГоворят, это все из-за нее — она сама была еврейка.

— Я поговорю с ним. У нас, наверное, найдется кое-что общее. А теперь позвольте объяснить вашему величеству…

— Нет, пожалуйста, не теперь. Позвольте познакомить вас с моей женой.

— С вашей женой? С которой? У вас их было много, и ваше величество оставили после себя многочисленное потомство — их здесь несколько сотен.

— А вот и моя супруга, Нефертити, — позвольте вам представить ее, это была единственная моя жена.

— Да, я слышал. Ваше величество, по-видимому, были слабы здоровьем. Разумеется, при таких обстоятельствах. О, пожалуйста, не обижайтесь. — Нефертити, любовь моя. Ах, простите, Нефертити ушла побеседовать… со своими детьми. Позволь тебя представить твоей предшественнице, царице Нефертити. Она очень интересуется многоженством, объясни ей, что для женщины это вовсе не так плохо. Ну, до свидания. Мне еще надо побеседовать со своим дедом, Рамзесом I. Когда я был маленьким мальчиком, он был очень добр ко мне.

В это мгновение Смит утратил всякий интерес к столь странному разговору, так как неожиданно он увидел царицу своих грез — Ма-Ми. О, несомненно, это она, только в десять раз прекраснее, чем на портрете. Высокая и сравнительно белокожая, с мечтательными темными глазами, с загадочной улыбкой, которую он так любил. На ней было простое белое платье и вышитый пурпуром передник, венец из золотых змей с бирюзовыми глазами; на груди и на руках ожерелья и браслеты — те самые, которые он вынул из ее гробницы. Она, по-видимому, была не в духе, или, вернее, задумчива; стояла поодаль от других, опершись на балюстраду, и без особенного интереса прислушивалась к разговорам.

Неожиданно к ней приблизился один из фараонов, сильный мужчина с толстыми губами.

— Приветствую ваше величество.

Она вздрогнула и ответила:

— Ах! Это вы? Приветствую ваше величество. — И поклонилась ему, довольно смиренно, но не без оттенка насмешки.

— Ну, вы не очень торопитесь найти меня, Ma-Ми. Принимая во внимание, как мы редко видимся…

— Я видела, что ваше величество заняты беседой с моими сестрами царицами и с другими дамами на галерее, которые, насколько мне известно, не царицы, если только вы не взяли их в жены после моей смерти…

— Надо же поздороваться с родными.

— Разумеется. Но, видите ли, у меня здесь нет родных, по крайней мере, близко мне знакомых. Мои родители, если припомните, рано умерли, оставив меня наследницей, и до сих пор гневаются на меня за то, что я, послушавшись моих советчиков, вышла за вас замуж. Какая досада. Я потеряла одно из своих колец, то, на котором было изображение бога Беса. Должно быть, оно сейчас в руках какого-нибудь жителя земли — оттого я и не могу получить его обратно.