Джек Линдсей - Подземный гром

— Кровать не слишком широкая, — сказала она, — но мы как-нибудь уляжемся. — Она повернулась ко мне спиной и сбросила платье. Я взглянул на ее стройную спину, аккуратные ягодицы и тонкие ноги, но вот она скользнула под простыню. — Погаси свет.

Светильник погас сам собой, и запахло горелым маслом.

— Вот мы и одни в темноте, — проговорил я, чтобы что-нибудь сказать. Произнеся эти слова, я точно оценил наше положение. Мне вспомнилась строчка из «Фарсалии»: «Желай неизбежного»… Я уже ничего не мог желать. Ни женщины, ни домашнего уюта, ни солнечного тепла, ни дружбы, ни поэтического вдохновения, ни общения с землей. У Гермы было теплое тело, она была гибкая и проворная.

— Будь осторожен, — шепнула она. — Пожалуйста. Это в первый раз. — Она старалась говорить тихо и непринужденно, но голос у нее сорвался, и она глубоко вздохнула.

— Не беспокойся. Я исполню все твои желания. Нам некуда спешить.

Некоторое время я лежал спокойно, доискиваясь, что означает этот новый шаг и к чему он ведет. Я уже не испытывал бурного желания. Мне послышались слова, сказанные жестоко избитым киником: «Всегда помни о том, что живет в тебе, о своей сокровенной сущности, которая едина с природой и воистину человечна». Меня тоже били. Били стражники, тащившие меня из дома Лукана, избивали рабы Цедиции; мне вспомнилось, как больно вцепился мне в руку Ватиний, как за мной гнались, когда я убежал из храма Изиды, как душил меня вор, отнимая кошелек. Я стал человеком, которого бичевали. Я содрогнулся. Епихариду стегали, вздергивали на дыбу, прижигали ей груди. Катию изнасиловали и размозжили ей голову. Моего друга обезглавили. Сильван приставил к груди меч и упал на него. Я отождествился с ними. Меня била дрожь. Я страшился объятий, не желая ощутить сокровенное тепло чужой жизни. Мне хотелось отдаться скорби и плакать. Я лежал, дрожа всем телом.

— Почему ты весь дрожишь? — спросила Герма. — Чего ты испугался? О, скажи мне! — В испуге она обняла меня, и ее горячие слезы потекли по моему лицу. Я гладил ее щеки, ее шею, словно изучал ее черты, впервые старался познать ее существо. Отделить ее от безликого мрака, в который я погружен, беспомощный и одинокий. Нет, не одинокий. Я окружен умершими друзьями. Общаясь с умершими, я должен научиться жить с живыми.

— Будем нежны друг с другом, — сказал я наконец. — Слишком много на свете жестокости и измен. — Я зарыдал, и она меня обняла в безотчетном страхе, пламенно желая утешить меня и спасти.

На следующее утро я проснулся на рассвете и слышал, как Феникс зевает и потягивается в соседней комнате. Я спрыгнул с кровати и оделся. Герма спала, поджав ноги. Тихо ступая, вошел Феникс.

— Я подам тебе завтрак, — сказал он. Герма проснулась и села на постели.

— Что случилось? — Глаза ее были широко раскрыты, она приглаживала руками волосы. — Что ты делаешь?

— Тебе не надо вставать, — ответил я. — Сейчас мы позавтракаем. — Я освежил водой лицо, вымыл руки. Феникс собирал нам на завтрак остатки вчерашнего пиршества. — У нас не всегда такое обилие, — сказал я Герме. Я поел сыру и маслин. Потом встал и велел Фениксу положить в его сумку две краюхи хлеба и сыру.

— Куда вы вдвоем уходите? — спросила испуганная Герма.

— Работать. Мы вернемся к вечеру. — Я поцеловал ее, она прижалась ко мне.

— Не покидай меня.

Я откинул ей голову назад и заглянул в глаза.

— Я вернусь.

Она поверила мне. Покорно улыбнулась.

— Хорошо.

Я отдал ей последние деньги, и мы отправились. Феникс семенил рядом со мной. Я был доволен, что он не донимал меня вопросами при Герме. Но он дольше не мог сдерживать свое любопытство.

— Что ты сказал, господин? «Работать»?

— Вот именно. Мы будем работать. Неужели ты думаешь, что мы с Гермой станем жить на твой заработок?

— Я буду стараться изо всех сил. Я найду дело, за которое дороже платят.

— Будет. Куда мы пойдем? В доки или на какую-нибудь стройку?

По дороге мы обсуждали преимущества различных работ. Феникс долго не унимался, все твердил, что он один может нас «всех прокормить. Наконец он увидел, что я его не слушаю. Тогда он стал рассказывать, где сколько платят и в каких условиях приходится работать. Он пришел к выводу, что выгодней всего работать на стройке, работа не так изнурительна и однообразна, как разгрузка судов на пристани. Мы зашли на первую же крупную стройку и тут же нанялись перевозить в тачках кирпичи к месту, где каменщики искусно возводили стену. Сначала мне нравилось катить тачку по доскам и через бугры. Но с непривычки скоро заныли руки и спина. Когда объявили перерыв на завтрак, я уже выбился из сил, но упорно не хотел сдаваться да и стыдно было бы признать свое бессилие. Мы с Фениксом как бы поменялись ролями. Случалось ли нам разминуться, когда мы катили свои тачки, или встретиться, он подбадривал меня улыбкой и кивком. Я с завистью наблюдал, как легко он справляется с работой. В обед я растянулся в тени и медленно жевал хлеб, с трудом его проглатывая. Феникс куда-то сходил и принес бутыль винного сусла. Я выпил его с наслаждением.