Джек Чалкер: Пираты «Грома»

Девять человек погибли в бою, девять верных друзей, девять членов семьи. Затаившись в своем укрытии – маленькой спасательной капсуле, повисшей на огромном дереве, она смотрела сквозь дождь, но не видела ничего, кроме воды и тумана. Внезапно в серой пелене мелькнула огромная тень. Она подняла пистолет, но не выстрелила; темная фигура, помедлив, скрылась за деревьями.

Каким-то чудом преследователь не заметил ее. Но это значит, что теперь он направится к следующему селению, чтобы спрашивать ни в чем не повинных людей о том, что они не знают, и убивать их, когда они не смогут ответить.

После ее побега он не сразу устремился в погоню. Это означало, что он послал полный отчет на главный модуль, кружащийся где-то высоко на орбите, и теперь у нее нет ни малейшего шанса покинуть этот злосчастный мир. Если ей даже удастся уничтожить этого Вала, на смену ему придет новый, и в конце концов ее возьмут, чего бы это ни стоило.

Скольким еще людям и саканианам придется пожертвовать жизнью – и ради чего? Даже если она сумеет скрыться, от нее уже никогда не будет никакой пользы.

Она вздохнула и выбралась из капсулы под нескончаемый дождь. Вал не успел уйти далеко. Двигаясь по его следам, она поражалась собственному спокойствию. Услышав ее шаги, Вал остановился и ждал, огромный, обсидианово-черный, неуклюжий на вид механизм, отдаленно напоминающий человека. Он был достаточно универсален, чтобы принять любое обличье, но сейчас в этом не было необходимости.

Метрах в пяти от него она тоже остановилась и подняла пистолет.

– Я ждал этого, Нгорики. – Голос Вала отличался от ее собственного только одним – полнейшим равнодушием.

– Знаю. Я не могу позволить тебе вновь убивать невиновных.

– Да. В данный момент я – это ты, и отлично понимаю, что творится в твоей душе. Я глубоко сожалею о том, что мне пришлось сделать, но у меня не было другого выхода. Я рассматривал и другие альтернативы, но ни одна из них не обеспечивала стопроцентного успеха.

Она до боли в пальцах сжала рукоять пистолета:

– Он еще сожалеет! Да как ты смеешь! Ты машина, бездушное чудовище! Ты не способен чувствовать. Ты не в состоянии понять, каково мне было! Ты просто автомат, который любой ценой стремится выполнить программу!

– Ты и права и не права, – произнес робот. – Права в том, что я целиком подчиняюсь своей основной программе, но такова же и ты. Я изготовлен из другого материала, другим способом и в отличие от тебя знаю моих создателей, но люди зависят от своей биохимии в гораздо большей степени, чем ты можешь себе представить. Однако я мыслю, и это делает меня личностью. Я несвободен, но и человечество тоже.

– Вот как? И теперь, значит, ты собираешься меня перепрограммировать. Но не в этом ли наше отличие? Я стремлюсь к свободе, а ты считаешь, что это – всего лишь генетический дефект.

– Нет, – ответил Вал. – Просто мы с тобой расходимся во взглядах. Наша система не так уж хороша, не говоря уже о совершенстве, и я вынужден это признать. Тем не менее она – лучшая из возможных альтернатив. Она избавила человеческую расу от неизбежного самоуничтожения, теперь избавляет его от уничтожения другими расами. Выживание лежит и основе всего. Тот, кто может выжить, может надеяться, что когда-то все переменится к лучшему, но мертвец не имеет никакого будущего.

– Да будь ты проклят! – выкрикнула она. – Ты – это я! Во всем! Ты знаешь, что я невиновна! Казалось, Вал вздохнул:

– Да. Знаю. И от этого мне нелегко. Нам, Валам, очень редко приходится выслеживать невиновных, и, поверь, нам это ненавистно. Но долг есть долг. Знаешь ли ты, почему нас называют Валами? В честь персонажа одной древней книги, которого звали Жан Вальжан. Он украл ломоть хлеба, ибо семья его голодала, и поплатился за это пожизненным рабством. Он бежал, сделался великим человеком и всю жизнь творил исключительно добро, но его безжалостно преследовали и в конце концов все равно убили. Это имя жертвы, а не палача, но Система должна действовать. Это необходимо для блага большинства, иначе воцарится хаос, и, хотя отдельные ошибки неизбежны, в этом – высшая справедливость. Наш долг – сохранять существующее положение вещей.

– Ах ты, ублюдок! А как насчет правосудия? И милосердия?