Дарья Плещеева - Слепой секундант

— Валер, надобно известить Граве, — сказал Андрей. — Ежели он еще не соблазнил графиню ролью покровительницы, пусть поторопится. Садитесь, пишите ему…

Через час принесли ответ от Граве, написанный на превосходном немецком.

— Трус разнесчастный, — обругал его Андрей. — Своим же пишет, не кому-либо…

— Так дайте мне, я до аптекаря добегу. Заплачу, он вслух прочитает, — сообразил Фофаня.

— Точно! Коли аптекари разбирают те каракули, которыми доктора пишут рецепты, то и с этим посланием управятся! — обрадовался Валер. — А можно сделать лучше — позвать сюда аптекарского ученика, он же и ответ напишет.

Так и сделали.

Гиацинту решено было забрать из родительского дома ночью, за два часа перед рассветом. Светские гуляки к тому времени угомонятся и по домам разбредутся, на улицах будет пустынно, разве что старенькие богомольцы пойдут к ранней службе, даже дворники — и те спешить не станут, тем более что снегопада не ожидается и размахивать во мраке лопатами им вроде незачем.

Гиацинта влетела в возок, как метелица, — впустила морозный воздух, принесла аромат из модной лавки, и вместе — запах малины, свежеотутюженного полотна, еще чего-то домашнего.

— Господин Соломин, я уж больше не опозорюсь! — воскликнула она.

Тимошка легонько хлопнул коней кнутом — и они с места приняли с такой резвостью, заложили такой лихой поворот, что Гиацинта повалилась на Андрея.

— Роль ваша — роль обиженной и напуганной сиротки, — напомнил Андрей, боясь пошевелиться, чтобы не обидеть и не насмешить своим брыканием девушку.

— Да, я справлюсь, я уже дома репетировала.

— Как?!

— При родне. Должна же я была показать им убогое создание… Господин Соломин, вы ведь все знаете — точно ли матушка выйдет замуж за господина Валера?

— По крайней мере, он твердо решил с ней повенчаться.

— И мне тогда придется звать его батюшкой? Как это странно… Я его с младенчества знаю, он мне с ярмарки деревянные игрушки привозил… Какой же он батюшка? У меня перед ним и страха нет! Вот если бы вы…

— А передо мной страх есть?

— Да, — подумав, ответила Гиацинта. — Я вас немного побаиваюсь. И при этом знаю, что могу совершенно вам довериться… Кабы вы и впрямь были моим братом! Как бы я вас любила!

Разговор становился опасным.

— Госпожа графиня, у которой вы будете жить, дама взбалмошная и сумбурная, — сказал Андрей. — Сейчас у нее жажда светских развлечений сменяется покаянием, так что придется соответствовать. Сперва забейтесь в уголок и тихонько жалуйтесь, что нельзя сходить помолиться в храм Божий. И только потом, вызвав сочувствие у домашних женщин, начните добывать сведения. Вам нужно узнать про семейство Поздняковых и про свадьбу, которая там намечается — полагаю, сразу после Пасхи. Узнайте, где будут венчать — здесь, в Москве, или в деревне. Все сплетни вокруг свадьбы нам тоже нужны. Особливо о том, не было ли у невесты нежелательных приключений с французскими мнимыми маркизами…

— Это я узнаю, — твердо сказала Гиацинта. — Я умею подольститься к старухам.

— Затем — у графини Венецкой где-то спрятаны письма, опрометчиво написанные Марьей Беклешовой тому же мнимому маркизу. Эти письма нужно похитить. Во-первых, они могут вывести на след злоумышленников, а во-вторых, молодой граф повенчался на Беклешовой, и лучше, чтобы свекровь никогда в жизни не могла трясти этими бумажками перед невесткой. Вы поняли меня?

— Еще бы не понять!

— И будьте бдительны. Те, кто боится, что вы опознаете маркиза де Пурсоньяка, будут искать случая расправиться с вами. Они уже догадались, что я их преследую… — подробности были ни к чему. Андрей не хотел пугать девушку, которая взялась ему помогать.

— Я могу защитить себя. Вот, потрогайте, сударь, только осторожно, — Гиацинта подсунула под руку Андрею немалый нож в потертых ножнах.

— Это что же, турецкий ятаган?

— Покойного батюшки охотничий нож… — Гиацинта вздохнула. — И как это все получается? Я ведь его не любила, а теперь его нож мне, может, жизнь спасет. Что со мной не так, господин Соломин? Отчего я не могла его любить? Оттого только, что он был с нами суров? Я ведь, когда музыкальный учитель меня хвалил, одно думала: вот средство уйти из дома, подальше от батюшки! И теперь мне так стыдно…

— Но теперь, когда батюшки больше нет, вы все еще хотите поступить в театр?

— Я не знаю… Хотя нет, знаю! Я хочу быть актеркой! Но не для славы, нет! Я хочу в «Сбитенщике» господина Княжнина Пашу сыграть! Какая там у нее ария! — и Гиацинта запела: — «Я того не понимаю, чем тогда изнемогаю, как смотрю я на тебя: сердце ноет, сердце бьется, кровь кипит и мысль мятется, и не помню я себя!»