Дарья Плещеева - Слепой секундант

— Я знаю, я знаю! — тихонько воззвал Фофаня.

— Кыш, — Еремей показал ему кулачище.

Валер прочитал небольшую, но емкую лекцию о силах, заинтересованных в государственном перевороте, он оказался из тех, кого хлебом не корми — а дай разгадать новую тайну Мадридского двора. Фофаня все порывался вставить слово, но Еремей не давал. Заговорить вору удалось, когда Андрей прямо обвинил Валера в трусости, а Валер Андрея — в безумии, и повисла тишина.

— Да, ваши милости! Дайте слово молвить! — увернувшись от Еремеевой руки, Фофаня рухнул на колени перед Андреем, и тот догадался о порыве Фофаниной души по стуку коленок.

— Чего тебе? — спросил Андрей.

— Про Клушина! Никакой он не купец!

— А ты почем знаешь? Ты что, знаком с Клушиными? Или в купеческих гильдиях свой человек?

— Тот, кто горемык данью обложил, — никак не купец…

— А кто ж, по-твоему?

— А из Дедкиных молодцов. Он тут прячется, вот как бог свят, прячется!

— От кого?

— Да от Дедки же!

— Как ты до этого додумался? — спросил недовольный Валер. Хотя Фофанины рассуждения могли помирить его с Андреем, однако обидно было отказываться от целой хитроумной теории аглицкого заговора.

— А то я не знаю, как оно бывает… Мало ли купчишек эти мазурики данью облагают? Плати, мол, а не то лавку с товаром подожжем! Кто нравом покруче — тех не трогают, потому как можно на большую беду нарваться. Тот, кто смолоду сам с обозами по Муромской дорожке ездил, — тому черт не брат, придумает, как отбиться. А бывает, которые платят да еще радуются — дешево, мол, откупился. А денежки — что? Денежки они себе вернут — вон Тимоше мерзлый овес продадут, и с прибылью…

— Ты что за чушь мелешь? — напустился на него Еремей.

— Не чушь, Еремей Павлович, сейчас же все поймешь! Я прибился как-то к клевому мазу, нас у него таких было полдюжины, ему как раз купчишки дань платили, а я, стало быть, ходил, собирал и приносил. И вот он на меня озлился, прогнал, а я полтину всего утаил… Из-за полтины верного человека гнать — не по-божески! И вот тут Господь меня надоумил. Когда настала пора вдругорядь за данью идти, я, не дожидаясь, пока он Прошку-Барсука пошлет, сам всех обежал, бабки собрал — да и был таков! Но я покаялся! Я с тех бабок пять Рублев на церковь дал!

— Вот, баринок мой любезный, кого мы приютили, — горестно сказал Еремей.

— Так ты к тому клонишь, что купец Клушин ту же штуку проделал? — спросил Валер.

— Да не купец он и не Клушин! А кому-то дал в лапу, его в богадельню и пустили. Он тут и засел, и тем, с кого дань сбирал, велел сюда нести. А хозяин его догадался. Может, Дедка тот хозяин и есть. Так он, с Дедкой разругавшись, и решил, вроде как ребятишки строят весной на ручейках запруду и воду в иное место отводят… Ну, как я!.. Месяц ему несли, другой несли. А потом его, раба Божия, и выследили.

Андрей задумался. Фофанина история была более логична, чем политические рассуждения Валера. Собственно, истина Андрею сейчас и не требовалась. Он хотел внятного объяснения суеты вокруг богадельни — Фофаня это объяснение дал.

— Если принять разъяснение нашего Фофани, то концы с концами хорошо сходятся, — рассудил Андрей. — Кроме того, что мазурик обезножел. Ну так это и изобразить нетрудно. А его Дедкины люди, статочно, выследили, и он про то узнал. Вот почему двери на запоре…

— Но коли так — люди этого господина Дедки еще тут появятся и не угомонятся, пока своего изменника не изловят и деньги не вернут, — добавил Валер. — Можем ли мы их тут выследить?

Еремей едва за голову не схватился — Андрей мог с восторгом согласиться на это.

— Нет, — неожиданно сказал Андрей. — Мы потратим время, но ничего не узнаем. Ведь эти люди уже не найдут шкатулы с деньгами — а значит, и не понесут ее сразу своему хозяину. Дивизии соглядатаев, чтобы бродить за ними несколько дней, у нас нет. Итак, что получается? Жизнь Клушина в опасности. К нему придут еще раз и придумают, как прорваться в богадельню. Можем ли мы его отвезти в безопасное место?

— Сегодня уж точно не можем, — сказал Валер.

— Значит, такова его горестная судьба. Деньги — наши, — жестко произнес Андрей. — А коли кому охота причитать над судьбой мазурика — милости прошу, только от меня подальше. То, что деньги попали к нам, — перст Божий. Так?

— Так! — согласился Валер. — Часть из них — коростелевские. Хорошо бы вернуть.

— Не сейчас, малость погодя. Когда мы доберемся до господина Анонима и обезвредим его. Фофаня! Тебе с добычи причитается, подставляй руку, — Андрей нашарил несколько тяжелых монет с профилем государыни и опустил в Фофанину горсть.