Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

– Пеан Аполлон, – говорил я богу, – Аполлон, далеко разящий! Дай мне знак, если этим поступком я оскорбляю какого-нибудь бога.

Я поглядел вверх. Небо уже сделалось синим, и я увидел высоко над головой орла. Он наклонил крыло и ушел влево, исчезнув за ветвями. «Хорошо, – подумал я. – Какой бог мог бы яснее выразить свою волю. – И потом: – Мне следовало бы догадаться раньше». Я столько перечувствовал, но так мало думал и слышал лишь то, что хотел услышать, а не то, что мне говорили. Никто не велел мне поднимать камень голыми руками; сказано было лишь, что я должен сделать это один.

Подсунув рычаг поглубже, я напряг спину, и край камня приподнялся, позволив мне ногой подсунуть под него опору. И, уже собравшись надавить вниз, вспомнил, что из-под камня нужно будет что-то извлечь, – ведь, когда я выпущу рычаг, камень ляжет на место. Я сел на корневище дуба, чтобы все хорошенько обдумать, и, увидев, как оно торчит из земли, понял, как надо поступить. К счастью, я прихватил с собой длинный рычаг; его вполне можно было упереть в корень.

Тяжелый муж легко справился бы с этой работой, однако мне пришлось изрядно повозиться, но на сей раз я был готов сражаться с камнем буквально до смерти, потому что знал – его действительно можно поднять. Дважды камень отрывался от земли и дважды опускался вниз, но, навалившись в третий раз, я услышал внутренним слухом ропот моря. И, получив этот знак, понял: сейчас я сделаю это; так и случилось.

Я отошел, чтобы отдышаться. Камень стоял накренившись на своем широком краю, тонкий же край его подпирал рычаг, а между ним и землей разверзлась темная пасть. На мгновение мне захотелось на этом закончить; я показался себе вором-гробокопателем, сделавшим перерыв из страха перед рассерженными мертвецами. Быть может, я надеялся, что сокрытое само явится мне из-под камня – крылатый жеребенок, например, или ключ соленой воды. Но ничего не случилось, и, припав к земле, я опустил руку вниз.

Ладонь моя ощутила землю и камешки, скользкий червь заставил меня вздрогнуть. Потом я наткнулся на подгнившую ткань и нащупал в ней нечто твердое. Я отдернул руку – мне показалось, что это кости. Все это было совершенно не похоже на то, что я ожидал, а прикосновение червя пробудило во мне брезгливость. Я постарался успокоить себя и вновь ощупал сверток – нет, слишком прямой для костей. Ухватившись покрепче, я вытащил его. Сверток был длинный и узкий, солнце выхватило из гнили несколько серебряных нитей. В ткани уже поселились личинки, желтая сороконожка, извиваясь, устремилась прочь. Я подумал: «Дар смертного. Конечно, я всегда это знал. Следует ли допытываться дальше?»

Сверток вызвал во мне отвращение – я жалел, что взялся за эту работу: пусть бы неведомая судьба так и дремала в земле. Но потом, встряхнувшись подобно псу, ухватился за ткань и рывком развернул ее. Блеснуло и чуть не упало на землю золото. Тут меня осенило, что нельзя ронять подобные вещи – это может быть недобрым предзнаменованием. Долго я думаю, но делаю быстро, и мне удалось подхватить предмет на лету. И тут лишь я осознал, почему он не должен был упасть: в руке моей оказался меч.

Ткань защитила его эфес от земли. Я увидел, что он богаче, чем у моего деда. Под рукой моей переплетались змеи, головы их, разойдясь, охраняли руку, а хвосты оплетали клинок, пусть и позеленевший от времени, но тем не менее выдававший руку искуснейшего кузнеца. Я подумал: «Эллинский длинный меч. Выходит, что отец мой хотя бы из благородных».

Итак, худшие страхи мои улетучились. Впрочем, вместе с самыми пылкими надеждами. Все это время в самой потаенной глубине моего сердца я надеялся, что Посейдон сжалится и признает меня. А потом подумал: «Тот старик во дворце знал все это, еще когда я был во чреве матери. И если бы он оставил меня в покое и не забивал мою голову детскими сказками, сегодняшний день принес бы мне счастье. Это по его вине рот мой сегодня ощущает вкус пепла».

Я вновь поглядел на ткань. В ней было что-то еще. Пара сандалий, попорченных плесенью. Они были усыпаны аметистами, а пряжками служили змейки, выкованные из золота. Я снял собственную сандалию и приложил к найденной. Она оказалась чуть-чуть длиннее. «Вот как! – подумал я. – Ставлю весь Трезен против гнилой фиги, я поднял этот камень тем же способом, что и он». Тут я расхохотался, но в моем смехе был гнев.

Я извлек рычаг и позволил камню упасть. Но прежде чем отправиться в обратный путь, вспомнил про Аполлона и обещал ему оленя, если он ответит на мою молитву. Этот бог благороден, и не следует скаредничать перед ним даже в гневе.