Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)

– Вы должны бежать, Марк. Не знаю как, но должны. Не теряйте ни минуты.

К Марк-Антуану вернулось присутствие духа, которое он на миг потерял.

– Какое-то время у нас есть. Вийетар должен добиться ордера на арест у дожа, найти людей, чтобы произвести арест, и, наконец, найти меня. Я вчера сказал ему, что буду у себя в гостинице, так что в первую очередь они направятся туда. Всё это задержки. Поэтому надо спешить, но осмотрительно. Ваше предупреждение, мадам, очень благородный поступок и вполне искупает невольную оплошность.

– Я всего лишь отдала вам долг. Я до сих пор даже не знала, что вы не выдали меня.

Ей хотелось бы сказать ему гораздо больше, выразить в словах всю нежность, о которой говорили ее глаза. Но ее сдерживало присутствие посторонних, которое она наконец осознала. Он до сих пор не представил им ее, и она попросила его исправить эту ошибку.

– Да-да, – отозвался он и с какой-то странной нерешительностью посмотрел на Пиццамани, и прежде всего на Изотту, для которой все происходящее было так же необъяснимо, как и для других. – Прошу прощения, – обратился он к ним и затем спросил виконтессу: – Как мне вас представить своим друзьям?

– Как представить? – опешила она.

– Видите ли, – улыбнулся он, – как вы знаете, что я не Лебель, так и я знаю, что вы не виконтесса де Со.

Изотта вскрикнула и инстинктивно схватилась за руку брата, который догадывался, что происходит в ее душе.

Виконтесса отступила на шаг назад, на ее тонком лице выразились испуг и непонимание. В ней проснулись инстинкты тайного агента, она насторожилась. Нежный искренний ребенок исчез, вместо него была умудренная опытом женщина. Глаза ее сузились.

– И давно вы так считаете? – спросила она.

– С того момента, как встретил вас. Точнее даже, с момента, когда услышал это имя.

Твердый немигающий взгляд прищуренных глаз свидетельствовал о том, что она вполне владеет собой. Она чуть презрительно рассмеялась, отметая его слова как нелепость, и проговорила решительным тоном:

– Я даже не знаю, как исправить столь странное заблуждение. Могу лишь возразить, что я все-таки вдова виконта де Со.

– Вдова? – воскликнул граф.

Не отрывая глаз от Марк-Антуана, она сказала:

– Его гильотинировали в Туре в девяносто третьем году.

Мягко улыбаясь, Марк-Антуан покачал головой:

– Я абсолютно точно знаю, что этого не было, хотя ваш друг Лебель полагал, что это произошло.

Под его странным, наполовину насмешливым и наполовину печальным взглядом ее страх возрастал. Однако она решительно вскинула голову:

– Даже если виконта на самом деле не казнили, это не служит доказательством, что он не мой муж.

– Конечно, мадам. – Он подошел к ней и взял ее за руку, и, хотя она была сердита и напугана, руки она не убрала, потому что было что-то подкупающе ласковое в том, как он держался, а в глазах его было сочувствие, словно он сожалел о том, что говорил, и просил прощения за это. – Доказательством служит то, что если бы он женился на столь очаровательной женщине, то уж никак не забыл бы об этом. А он не помнит о женитьбе, я это точно знаю. Не может же у него быть такая же плохая память, как у вас: вы, похоже, совсем не помните, как он выглядит.

Она отняла у него свою руку, губы ее дрожали. Она не понимала слов, которые он говорил, но у нее было ощущение, что в них какая-то ловушка. Она была сбита с толку. Оглянувшись, она увидела, что трое Пиццамани наблюдают за ними с какой-то непонятной улыбкой; не улыбалась только Изотта, ее взгляд был таким же грустно-мечтательным, как у Марк-Антуана. Она стряхнула с себя апатию, в которой пребывала последнее время, глаза ее блестели внутренним светом.

И тут бедная, ничего не понимающая виконтесса почувствовала, что Марк-Антуан опять взял ее за руку. Он выпрямился, вздернул подбородок и стал, казалось, заступником и покровителем. Это ощущение было таким сильным, что у нее возникло побуждение спрятать лицо у него на груди, забыв об одиночестве и страхе.

– Я думаю, хватит уже изводить бедную женщину загадками, – спокойно и твердо обратился он к остальным. – Я плачу ей неблагодарностью за доброту.

Мужчины кивнули, соглашаясь с ним.

– Пойдемте, мадам, я провожу вас.

Все еще в растерянности, она подчинилась. Она была рада скрыться, хотя сама не понимала от чего. Но она чувствовала в нем защитника и доброжелателя и охотно пошла чуть нетвердой походкой, опираясь на его руку.

В вестибюле он обратился к привратнику в ливрее: