Рэйчел Кейн - Принц Теней

– Не стоит вмешивать сюда мою мать, – сказал я.

Оскорбления от бабушки – это одно дело, но Ромео, который использует мое происхождение, чтобы оправдать собственное безумие…

– Даже если родственники этой девушки не прикончат тебя где-нибудь в темном закоулке, я уверен, что Железная Синьора обязательно прикажет приковать тебя к мокрой стене глубоко-глубоко под землей и будет изгонять из тебя безумие при помощи кнутов и раскаленных утюгов. Готов держать пари, что тогда ты вряд ли будешь испытывать нежность к своей теперешней пассии.

Он было достаточно сообразителен, чтобы понять, что я говорю серьезно, и пьяная гримаса на его лице сменилась гораздо более подходящим выражением лица: на нем отразилась тревога.

– Она же просто девчонка, – сказал кузен. – Никто же не относится к таким вещам всерьез.

– Бабушка относится. И многие другие тоже. И нет сомнений, что твоя неземная любовь уже стала предметом сплетен на площади.

Он схватил меня за руку, привлек к себе и горячо зашептал:

– Бен, Розалина не могла меня предать! Кто угодно, только не Розалина!

Я вспомнил ее, сидящую в золотом свете свечей, когда она наблюдала – очень внимательно – за тем, кто только что ограбил ее брата. Она могла выдать меня. Она должна была выдать меня.

Но она меня не выдала.

– Какая разница, чей язык молотит, – сказал я. – У нее есть слуги, им могли заплатить, чтобы они следили за ней и не допускали ничего порочащего ее имя и имя ее рода… например, чего-то вроде твоих стихов… Даже если ее дядя пока ничего об этом не знает – это вопрос времени. Она ничего не сможет с этим поделать – так уж устроен мир.

Я чувствовал себя немного виноватым перед ним.

Я никогда не был столь юным и столь безрассудным – но я ведь был сыном того самого Монтекки, который пал, пронзенный мечом Капулетти, еще до моего рождения. Я вырос со знанием, насколько серьезна эта война за честь.

– Я очень надеюсь, что ты хоть не встречался с нею тайно?

– Она отказалась прийти, – произнес Ромео. – Были только стихи – они говорили за меня. Так было безопаснее.

Безопаснее . Представить невозможно, что человек может быть столь наивен в возрасте шестнадцати лет, но у Ромео были снисходительные родители и весьма туманные представления об ответственности.

– Теперь ты должен замолчать, никаких стихов! – сказал я. – А я постараюсь найти и забрать твои любовные письма – во что бы то ни стало. Бабушка приказала мне сделать это.

– Но с чего бы ей посылать тебя…

Он был пьян и не сразу сообразил, что следует держать язык за зубами, поэтому следующие его слова прозвучали все еще слишком громко:

– … ведь за ними надо было бы послать Принца Теней – это под силу только такому мастеру, как он!

– Ох, во имя всего святого, заткнись!

Через непродолжительное время Монтекки и его жена встали из-за стола, моя мать последовала их примеру; мы все почтительно склонились перед ними. Как только они вышли, Ромео выпрямился, повернулся ко мне и резко схватил меня за плечи.

– Я впутал Розалину в неприятности?!

Он выглядел искренне взволнованным – это никогда не поощрялось среди Монтекки и вряд ли кто-нибудь похвалил бы его за это… кроме разве что меня.

– Скажи мне правду, братец: если у нее найдут мои стихи…

– Сядь. – Я оттолкнул его, и он мешком рухнул на свой стул, словно разом лишившись костей во всем теле.

– Доедай свой суп и постарайся протрезветь. Я пошлю за Меркуцио. Если уж приходится рисковать – разумно разделить этот риск с кем-то надежным.

Он схватился за ложку и снова принялся за суп, послав мне растерянную и умоляющую улыбку:

– Я знаю, ты не подведешь меня, братец.

Меркуцио был не только верным союзником Монтекки, он был лучшим другом – моим и Ромео. Когда-то Меркуцио отговорил моего кузена от участия в сомнительных забавах – и это дало повод Ромео заявить, причем совершенно справедливо, что Меркуцио отныне неразрывно связан с нашей семьей. Короче говоря, Меркуцио был шутником, скандалистом, а главное – хранителем тайн и секретов. Огромного количества секретов.

Он хранил мою тайну – о Принце Теней, и хранил ее уже много лет. Но его собственная тайна была куда более страшной и опасной. Он любил, но если бы правда о его любви стала известна – это обернулось бы даже большей бедой, чем дурацкий флирт Ромео. Потому что эта любовь была не просто неблагоразумна – она строго осуждалась Церковью и законом в равной степени.