Артур Конан Дойл - Тайна серебряного зеркала

В одном из крыльев того, что мы назовем Старым колледжем Оксфорда, есть чрезвычайно старая угловая башня. Тяжелая арка, что служит в нее входом, прогнулась по центру под грузом лет; серые, покрытые лишайником каменные блоки башни оплетает плющ, подобно старой матери, решившей защитить их от ветра и ненастья. От входа вверх поднимается винтовая лестница, минующая две площадки и заканчивающаяся третьей; ее стертые ступени успели стать совершенно бесформенными под поступью стольких поколений жаждущих знаний. Жизнь струилась по этой вьющейся лестнице подобно воде и, подобно воде, оставила плавные борозды. Сколь сильным был этот поток полных жизни молодых англичан, начиная с педантичных студентов в длинных одеждах времен Плантагенетов и заканчивая юными поколениями более поздних эпох? И что осталось теперь от всех этих надежд, устремлений и пламенной энергии, не считая нескольких царапин на камне на старых церковных кладбищах и, быть может, горстки праха в гробу, который сам скоро прахом же и обернется? Но вот они, тихая лестница и старая серая стена с перевязями, Андреевскими крестами и прочими геральдическими символами, что все еще видны на ее поверхности, как гротескные тени былого.

В мае 1884 года в апартаментах, выходивших на каждую из площадок старой лестницы, жили трое молодых людей. Каждые апартаменты состояли всего из двух комнат – гостиной и спальни, в то время как две комнаты на первом этаже использовались как угольный погреб и помещение, в котором жил слуга, Томас Стайлс, в чьи обязанности входило обслуживать троих постояльцев наверху: людей этой профессии в университете было принято называть «цыганами». По левую и правую стороны располагались аудитории и кабинеты, так что обитатели старой башни могли наслаждаться некоторого рода уединением, из-за чего комнаты в ней стали весьма популярными среди более прилежных студентов старших курсов. Одного из молодых людей, занимавших башню в тот момент, звали Аберкромби Смит – он жил на верхнем этаже; Эдвард Беллингем занимал комнаты под ним, а Уильям Монкхаус – второй этаж.

Было десять часов ясного весеннего вечера, и Аберкромби Смит полулежал в своем кресле, положив ноги на каминную решетку и зажав в зубах свою вересковую трубку. В стоявшем по другую сторону камина таком же кресле и в столь же расслабленной позе расположился его старый школьный друг Джефро Хейсти. Оба были одеты во фланелевые брюки, поскольку вечер они провели на реке, однако, если не считать их одежды, никто, взглянув на резкие черты их внимательных лиц, не усомнился бы, что эти люди проводят много времени на открытом воздухе, а разум и вкусы их естественно тянутся ко всему мужественному и требующему физических усилий. И действительно, Хейсти был загребным в команде своего колледжа по гребле, а Смит был еще лучшим гребцом; впрочем, впереди уже маячили экзамены, так что у него не было времени на то, чтобы отвлекаться от работы, не считая нескольких часов в неделю, которых требовало само здоровье. Стол его был завален медицинскими книгами, костями, моделями и анатомическими пластинами, указывавшими на масштабы и природу его изысканий, в то время как две деревянные рапиры и пара боксерских перчаток, лежавших на каминной полке, говорили о том, как он мог упражняться с помощью Хейсти, тратя как можно меньше времени и не уходя далеко от своего жилища. Они знали друг друга очень хорошо – настолько хорошо, что та успокаивающая нервы тишина, в которой молодые люди сидели, была высшим проявлением их дружбы.

– Налей себе виски, – произнес Аберкромби наконец, попыхивая трубкой. – Скотч – в графине, а ирландский – в бутылке.

– Нет, спасибо. У меня гребля, а я не пью, когда тренируюсь. А что насчет тебя?

– Столько всего нужно прочесть. Думаю, лучше такие вещи не смешивать.

Хейсти кивнул, и они вновь погрузились в уютную тишину.

Впрочем, Хейсти практически сразу ее нарушил.

– Кстати, Смит, ты уже познакомился со своими соседями по лестнице? – спросил он.

– Просто киваем друг другу при встрече. Не более.

– Хм! Думаю, лучше так все и оставить. Я кое-что знаю о них обоих. Не много, но и этого достаточно, чтобы отбить всякую охоту подпускать их к себе поближе. Впрочем, в случае Монкхауса Ли это не большая потеря.

– Это который тонкий?

– Именно. Благопристойный малец. Не думаю, что он вообще способен на нечто безнравственное. С другой стороны, познакомиться с ним, не познакомившись с Беллингемом, невозможно.