Сибери Куинн - Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена (сборник)

Кипр – одно из самых древних мест проживания религии, а также ее незаконной сестры, суеверия. Именно там поклонники Киферы, богини красоты и любви, – а также других, менее приятных страстей, – имели свою цитадель. После владычества римлян, она пропиталась соками невыразимых оргий. Само название острова перешло в любопытное прилагательное в вашем языке – разве, когда вы говорите, «кипрский», вы не означаете, что это «похотливый»? Это так.

– Но…

– Послушайте меня, – настаивал он, отмахиваясь от моих слов. – Эта Кифера была всего лишь другой формой Афродиты, а Афродита, в свою очередь, была еще одним именем восточной богини Астарты, или Иштар. Вы начинаете понимать? Ее обряды были отмечены непристойным развратом, а ее поклонники стали такими человеческими свиньями, что только самые отвратительные инверсии естественных вещей удовлетворяли их. Недостаточно возглашать и жертвовать добродетелью; они должны были нуждаться в жертве – в тех, кто буквально олицетворял добродетель: в маленьких, невинных детях и целомудренных молодых девицах. Их грязные жертвенники были красными от крови невинных. Это было традицией на Кипре задолго до того, как рыцари Храма обосновались там. Но, поскольку нельзя спать среди собак, не приобретая блох, рыцари, культивируя лень и безделие, не устроили ничего лучшего, кроме как придумать способы праздно провести свое время и растратить богатство. Они стали адептами зла более ранних, языческих способов их нового дома. Мысли материальны, друг мой, а злые мысли старых киприотов укоренились и процветали в мозгу тех несчастных старых воинов-монахов, чьи руки больше не были заняты мечом и чьи губы больше не обслуживали Всевышнего Бога.

Вы сомневаетесь в этом? Подумайте: хотя Филипп Четвертый и Климент Пятый послали Жака де Моле на смерть по причине не лучшей, чем желание завладеть его одеждой, – но факт остается фактом: многие рыцари признались в ужасных святотатствах, совершенных в главных домах – в убитых детях на алтарях, когда-то посвященных Богу, во имя языческой богини Киферы.

Этот дом, в котором мы сидим, когда-то был сценой таких ужасных вещей, как эти. В его камнях должен задержаться дух злодеев, священников-отщепенцев, которые когда-то их совершали. Эти разобщенные духи пролежали с четырнадцатого века, но по какой-то причине, о которой мы сейчас не будем говорить, я считаю, они снова пробудились в физических существах. Это были их реинкарнированные души, которых мы видели пролетающими мимо двери прошлой ночью, в то время как мадемуазель Данро лежала в трансе. Именно они выхватили мальчика из рук бабушки; именно они убили смелого полицейского; именно они скоро попытаются совершить ужасную инверсию мессы.

– Послушайте, де Гранден, – сказал я, – здесь, конечно, происходили некоторые странности, признаю. Но когда вы пытаетесь сказать мне, что старые солдаты-монахи вновь ожили, что они проезжают по сельской местности и крадут детей, вы преувеличиваете. Теперь, если бы было доказательство того, что…

– Тише! – его резкий шепот прервал меня. Он вскочил со стула и прыгнул по-кошачьи к двери, приоткрыл ее и выглянул в темный коридор. – Подойдите, друг мой, – сказал он с тихим вздохом, – посмотрите на то, что вижу я.

Когда он распахнул дверь, я вгляделся в даль длинного коридора, выложенного камнями, темного, как Эреб [310] В греческой мифологии олицетворение вечного мрака. . Крошечные лучи света, падающие из крошечных окон на куполе, осветили скользящую фигуру, похожую на призрака в белых одеждах.

– Данро О’Шейн! – пробормотал я, наблюдая, как удаляющаяся фигура беззвучно скользит по темному балкону. Мерцающий свет свечи, которую она несла в поднятой руке, отбрасывал гигантские тени на резную балюстраду и скульптурные стойки чередующихся арок, поддерживающих галерею наверху, и тени призраков, казалось, шли рядом с ней, как эскорт нечистых сил из легионов Иблиса [311] В исламе: падший ангел. . Я с изумлением наблюдал, как она скользнула по коридору, ее ноги, скрытые в дымке драпировок, бесшумно пролетали, свободная рука тянулась наружу к балкону. В следующий момент галерея опустела. Внезапно, как кадры фильма исчезают с экрана, когда проецирующий свет мигает, Данро О’Шейн и ее мерцающий свет исчезли с поля нашего зрения.

– Быстрей, друг мой Троубридж, – прошептал француз, – за ней… Она ушла через эту дверь!

Тихо, как только можно, мы побежали по галерее, остановились перед высокой запертой дверью и повернули кованую железную ручку. Дубовые панели держались крепко, потому что дверь была заперта изнутри.