Гэри Дженнингс - Ярость ацтека

Из разговоров вокруг я понял, что они ожидают приказов от подполковника Элизондо. Как ни был я измучен пытками, однако вспомнил это имя: то был офицер-креол, являвшийся на этой территории представителем революционной власти. Ожидалось, что именно он встретит падре по прибытии к Бахианским колодцам. Так вот, оказывается, кто предатель!

В том, что офицер повстанческой армии сговорился с Ренато похитить деньги, предназначавшиеся для общего дела, не было ничего невозможного: алчные корыстолюбцы встречаются повсюду. Удивляло другое: как грубо и нагло они действовали. То, что меня выманили из расположения армии, захватили в плен и пытали, уже к вечеру станет известно во всех лагерях, и хотелось бы знать, как сумеет Элизондо оправдать свои поступки.

И тут прозвучал голос из моего прошлого: я услышал, как Изабелла осведомилась, когда прибудет сеньор подполковник. Я с трудом повернулся и увидел ее, сидящую на стуле в тени зонта. На столике рядом стояли бутылка бренди и бокал. Она обмахивалась веером и курила sigarillo.

Ну и женщина! С каким невероятным спокойствием она сначала наблюдала за тем, как любовник пытал и убил ее мужа, а потом за тем, как он пытал меня, и, наконец, за тем, как этого самого любовника мертвым вытащили из колодца...

Глаза Изабеллы встретились с моими. Во взгляде маркизы не отразилось ничего, словно я был ничтожным пеоном или просто подстилкой под ее ногами.

Тут во двор вступил воинский отряд, и карауливший меня человек назвал имя Элизондо.

Дорогие, скрипучие сапоги остановились возле моей головы. Я повернулся, поднял глаза и увидел офицера в мундире подполковника.

От креольских офицеров, служивших в повстанческой армии, я слышал, что до восстания Элизондо имел чин капитана и просил Альенде сделать его генералом. Но тот отказал и произвел Элизондо лишь в подполковники, заявив, что ему недостает солдат, а вовсе не генералов. Похоже, Альенде здорово ошибся, и я это сейчас прочувствую на собственной шкуре.

– Не пойму, Хуан Завала, то ли ты очень смел, то ли чертовски упрям, – обратился ко мне подполковник.

– Ни то ни другое. Сокровища принадлежат революции, и они в руках Идальго.

– С революцией покончено, – возразил он.

– Гнусный предатель!

– Всего лишь реалист. Корона победила – значит: «Да здравствует король!» – Элизондо ухмыльнулся.

– Падре с основными силами на подходе.

– Командует не падре, а Альенде. И армия растянулась в походе на много миль. Я присоветовал командирам повстанцев вместе со своими лошадьми и экипажами подъехать к колодцам первыми: дескать, после того как они напьются сами и напоят коней, колодцы должны успеть наполниться снова до подхода главных сил. Этим глупцам и невдомек, какой их ожидает сюрприз.

Спору нет, то был отличный план. Если вожди восстания попадут в ловушку, обезглавленная армия окажется бессильной.

Я усмехнулся.

– Награду за предательство своих товарищей, compañeros, ты получишь в аду.

– Это вопрос спорный, а вот вице-король уже удостоил меня очаровательной награды.

Он обернулся к Изабелле.

– Как вы слышали, сеньора, сокровища вашего супруга исчезли. Но возможно, я смогу сделать ваше пребывание на севере более... приятным, чем до сих пор.

Не удостоив меня взглядом, коварная красавица указала в мою сторону ногой и спросила:

– А найдется ли у вас, подполковник, награда для него?

Горы, Где Таятся Кугуары, 1541 год

Ветер, со свистом гулявший между скал и в расселинах, подхватил и понес мою душу. Мой народ верил в то, что зловещий вой ветра есть не что иное, как стенания душ, уносимых в Загробный Мир. Эти стенания считались дурным знаком для тех, кто их слышал, ибо они привлекали внимание Ксипе, Пьющего в Ночи – злого духа, высасывавшего кровь из спящих грешников.

Аййя! Но мне не стоило страшиться жаждущих крови вампиров, ибо жизнь покинула меня на поле битвы, там, где я вышиб из седла Рыжего Громилу и свалил огромного коня, на котором он скакал. Дон Альварадо сломал шею, ударившись о землю, но эта победа стоила мне собственной жизни. Теперь мне предстояло отправиться в Миктлан, Темную Обитель, во владения Миктлантекутли, у которого вместо лица голый череп. Эта огромная, мрачная юдоль разделялась на Девять Преисподних, которые мне предстояло, выдерживая суровые испытания, преодолевать на протяжении четырех лет.

В те золотые дни, когда боги ацтеков правили Небесами, воина, павшего в сражении, избавляли от испытаний Девяти Преисподних: его загробная жизнь была исполнена блаженства. Он возносился к Дому Солнца, на одно из тринадцати Небес, и присоединялся к почетной страже, сопровождавшей бога Солнца в его каждодневном, от восхода до заката, путешествии по небосводу. После заката стражи-светила устраивали потешные бои, пировали, наслаждались обществом товарищей и прекрасных женщин. Там же, на тринадцатом Небе, хотя и с меньшим почетом, чем воины, обретали приют женщины, умершие при родах, утопленники, убитые молнией, а также все, кто добровольно вызвался возлечь на жертвенный камень.