Тимур Ибатулин - Как мы с папой...[сборник рассказов]

— Сашка, что ты мне голову морочишь, какой еще Тибул?! — перебил я.

— Ну, ты вообще, фрукт! Ты что «Три толстяка» не читал?! Мировая книженция! — Ответил

Сашка, задорно посмотрел на меня, и продолжил:

— Идет он по доске. Руки в стороны раскинул, машет ими как граблями. А доска пружинит под ним, походка получается… ну, просто обхохочешься! И с берега советы дают один смешнее другого. А этот молодой дядька упрямый оказался, уже до середины дошел. И тут доска прогнулась очень сильно и укоротилась из–за этого. Так дугой она и начала сползать вниз. Дяденька охнул, испуганно оглянулся; глазищи у него… кепка набок съехала; он икнул, как птица взмахнул руками — словно на воздух хотел опереться и…

Сашка неожиданно глубоко вздохнул и замолчал улыбаясь.

— И-и?! — нетерпеливо взвыл я, — у тебя сплошные «И», что дальше–то было? Да не молчи ты толстокожий! Я же туда сейчас прямо в трусах убегу!

Сашка посмотрел на мои ноги и бессовестно заржал.

— Ну что ты как лошадь! — обиделся я и от смущения свел колени. Сашка засмеялся громче. Я окончательно разозлился, выпрямил ноги, объяснил:

— Достал! Либо ты говоришь, что было дальше, либо…

— Что «либо»? — перебил он.

— Либо я обижусь…

— Серьезный аргумент, — сказал Сашка словами своего папы, — ладно, слушай:

Доска прогнулась и стала сползать. Дядька икнул, взмахнул руками, и с громким воплем полетел в воду. Всплеск воды прекратил крик. О-о, он сразу вынырнул, но оказалось, что еще не все закончилось…

Сашка снова сделал долгую паузу. Я видел его сверкающие озорные глаза.

— Не томи, — отчаянно взмолился я словами мамы (после этих слов, я обычно рассказывал маме о любой шалости). Сашка посмотрел в самую глубину моих глаз и, сжалившись, продолжил, растягивая слова и делая загадочные паузы почти на каждом слове:

— Пока Дядька нырял, доска потеряла груз и… резко распрямилась, подпрыгнула и…, и…

— И-и?!

— И смахнула своим концом все бутылки.

— На голову упавшему дяденьке?! — охнул я от испуга.

— Да нет! Рядом. Попадали в воду — будто бомбы из самолета очередью легли, даже всплески похожие были! — объяснил Сашка, и добавил, — видел бы ты глаза того… внизу который — они были квадратные, как блюдца!

— Квадратные!.. Как блюдца! Х–ха… блю–уд–ца — квадратные!!!

— Ну…, круглые, конечно! Квадратные в смысле… — он вдруг посмотрел на меня пристально, — да ты же все правильно понял! И теперь отыгрываешься?!

Сашка сказал это растерянно, и я прямо нутром почуял, как замедляется время и воздух становится вязким сухим и противным как песок. И надо бы перевести все в шутку, но слова застряли в горле, а пауза все отдаляла и отдаляла нас друг от друга. И я понял, что все принимает по–взрослому серьезный оборот, и можно прямо сейчас разругаться окончательно и тогда все!!! Из–за дурацкой гордости уже никто не захочет подойти первым и замириться…

Все эти страшные мысли пронеслись в одно мгновенье. Я испугался и с болью сказал:

— Здорово. Жаль я не видел… — и мы помолчали, а потом я добавил, — а мы сегодня в театр собираемся.

Сашка, кажется, немного оттаял. Он сказал:

— Я знаю. А знаешь, чем они сейчас занимаются?

— Кто?.. В смысле чем?!

— Они всей компанией ползают по–пузо в воде и ищут…

— Бутылки?!

— Угу, — довольный эффектом муркнул Сашка.

Я прямо взвился на месте.

— Так что же ты жаба зеленая молчал? Побежали быстрей!

— Что, прямо в трусах? — хохотнул Сашка.

Я посмотрел вниз и тоже рассмеялся.

— Я сейчас, подожди меня!

— Да я и так…

Обещанных Сашкой смешных дядек у траншеи не оказалось. Зато на краю осыпи стояла компания хулиганов старшеклассников. Они смотрели вниз и неприятно–громко отпускали грязные шутки.

— Гогочут как гуси на выпасе, — брезгливо сказал Сашка, — тошно смотреть!

— Может, не пойдем? — поежился я.

— Ты помнишь, я тебе рассказывал, как двое сволочей, в помойке, коробками давили голубей?

— Их еще дядя Женя заметил и чуть не размазал по стенке? — спросил я, и добавил, — жаль не догнал их, не поймал.

— Видишь справа рыжий, и с ним рядом низкий такой, конопатый? Это они с голубями… гады. Надо посмотреть — что они там увидели.

— Слушай, мы сейчас сунемся, а потом не оберешься… — боязливо сказал я.

— А мы осторожно и незаметно, — успокоил Сашка и двинулся вперед, навстречу неприятностям. Я постоял и почувствовал, если сейчас не двинусь следом то… это страшнее смерти. Я качнулся к Сашке и шагнул, затем еще шагнул, и еще… Я двигался, передвигая, как костыли свои деревянные ноги и проклинал все на свете, и этот день, и свою судьбу. Больше всего ненавидел свою боязнь сказать «нет» другу, который уже сказал «да». А ведь я видел, что он тоже боится. И все равно идет.