Крепкая ладонь старшего брата легла и прижала Рику темя: так Беркуты выражают клекот отчаяния.
Еще миг – и Рик заревел глупышом. В горьком, скорбящем вое тряслись худые черные плечи. И тонко, по-заячьи откликнулся ему Чун в смертной тоске. А старший их брат Убейтур распахнул руки-крылья, и словно тень от умирающего беркута заскользила по низкой траве. «Где вы, сородичи? – слышалось в погребальной тоске. – Где вы – Нерод, Шестипал, Остронюх? Где матери наши и ваши жены – выносливые Кабанихи, где очаги наши и кто ест на Верхних кострищах молодое оленье мясо?..»
И неотвратима, как смерть, перед глазами Убейтура страшная правда: стена водяная, глупыши плещутся у ее подножия, матери бегут за глупышами, а старая Шептала все медлит и снизу не подает ему тайного знака. И Чун никогда не узнает, что означал этот знак.
Внезапно он оборвал танец и сложил руки-крылья, спрятав под ними братьев.
И когда затихло все, вплоть до дуновения самой слабой былинки, Убейтур сказал:
– Пока жив хоть один Беркут – род не погиб! Мы идем к Орлиным Гнездовьям!
Глава 3. К зимним зимовьям
В Ущелье Каменных Куропаток Рик повеселел: за ущельем журчит ручей, поднимается знакомая веселая осыпь и ждет сухая пещера – родовое гнездо Беркутов. Там они жили, выводили птенцов-глупышей и жарили мясо на двух очагах – материнском и охотничьем.
Есть там навес из легких прутьев, где Смел-кремнебой отсекал от ядрищ и вытачивал охотничьи наконечники для копий и всё, что нужно для быстрой очистки незадохнувшихся шкур.
И еще радовался Рик, что наконец-то выспится в безопасности. Есть в родовой пещере отнорки – узкие низкие логовища, просверленные от материнского очага и хранящие тепло чадящих, но зато теплых костей. Это место – для промерзших на охоте добытчиков. Но нет теперь добытчиков. Он сам заберется в теплую шкуру, закроет глаза и… взвоет.
Неужели их только трое в мире: Убейтур, Чун и Рик?
А другие стойбища? Неужели вода затопила их?
Рик спросил об этом брата.
– Вода пришла далеко в горы, – ответил Убейтур. – Я видел на обрыве лесного кота. Лесной кот живет в прибрежных зарослях у Озера Белых Птиц.
Лесной кот – это не рысь, что ходит повсюду. И на Озере Белых Птиц Рик не был ни разу: там живут людожоры – и выросткам в тех местах делать нечего.
Словно сдвинуло стены Ущелье Каменных Куропаток: дно по грудь забито стволами, камнями, ветками. На каждом шагу попадалась мелкая палая дичь – и Убейтур спешил выбраться. Души мертвых сородичей преследовали его. А когда их целое стойбище – они могут начать охоту.
Маленький Чун ободрал ногу об острый сук, и охотник тащил его на загривке, Рик нес копье. Это было их единственное оружие, не считая кремневого ножа у старшего брата, и Рик держал его цепко.
К вечерним лучам они вышли из проклятого ущелья, где было темно и страшно, а в распадках сторожили тени загубленных предков. Меж редких скал петляла тропа, она уводила к Родовым Камням. И здесь были разрушения, и в воздухе витала тревога. Словно кто-то огромный смешал, играючись, знакомые скалы и швырнул их с неба из мокрой горсти.
Хвосты тьмы ползли за ними из оставленного ущелья и шевелились на вздыбленной и перемешанной земле. Убейтур снял глупыша с усталых плеч, взобрался на обломок скалы и долго всматривался в густые сумерки. Раньше отсюда было видно, как горит родовой Огонь… А сейчас вход в пещеру завален – Большая Вода и здесь мстит.
– Я хочу к огню! – захныкал Чун. – Мяса горячего хочу. Зачем ждем, Убейтур? Я худой на одной крови.
…Там, на вершине Первой Добычи, Убейтур кормил братьев свежей кровью мелкой дичи, которую в избытке поставляла на Холм волна из нижних долин. Сам он ел сырое мясо, как и подобает охотнику. Все охотники едят сырое мясо, чтобы запах продымленной пищи не отпугнул выслеживаемую дичь. Но глупыши и выростки болеют от сырого, им нужно есть в пещерах, где есть огонь, или пить кровь на переходах.
И Рик, и Чун отощали за последние дни, но там, в пещере, их ждет родовой очаг, и Убейтур заставит его ожить. Даже если вода проникла в пещеру, кремень и горючий камень, сыплющий искры – огнесил, должны сохраниться в надежной, рубленной в скале яме. Им нечего бояться холода и темноты. Утром Убейтур пойдет на охоту – и голод забудет к ним тропу.
Но даже эти радостные мысли не могли изгнать из сердца тревогу. Виной всему, видно, тот самый валун, что загородил вход в пещеру.
Читать дальше