Дина Фархуллина - Проклятье меча с рубином

Лай снаружи не утихал. Еще было слышно как плещется вода в озере – будто настоящий шторм. И какой-то свист и гул – они не утихали ни на секунду!

Мира поглядела на лежанку – Данте пропал. Значит лай снаружи – действительно его лай. Ей не мерещится! Она метнулась к двери, потянула на себя!.. И тут же свалилась на пол, держа оторванную дверную ручку.

– Нет, – прошептала она в ужасе. – Заперто?

Пальцами, ногтями она стала шарить по двери, пытаясь найти, за что ухватиться. Затем догадалась подсунуть ладонь в щель под дверью, смогла ухватиться за дверное полотно и принялась изо всей силы дергать его туда-сюда. Дверь не поддавалась.

Мира нащупала выключатель. Лапочка вспыхнула и тотчас с хлопком взорвалась, разметав осколки по все комнате.

– А-а-а! – вскрикнула Мира, закрывая голову руками. – Да что тут происходит?!

Шум на улице продолжался. К какофонии свиста и гула добавился еще и низкий горловой рык, будто кто-то не то захлебывался, не то рот полоскал.

Мира вскочила на ноги и с разбегу бросилась на дверь. Выбить ее плечом, как делают в фильмах, не вышло. Мира только рисковала раздробить себе сустав. А Данте на улице продолжал гавкать – то бросаясь в бой, то отступая.

Тогда она подбежала к окну. На дороге и у вишен – никого, если не считать беснующихся пауков. Значит, что-то происходит у кузницы. Мира приготовилась распахнуть створки окна, но отдернула руки – эти пауки уж больно быстро носились!

«Даже если они прыгнут на меня, я переживу, – пронеслось в голове Миры, – а вот Данте надо выручать!»

Но едва старые рамы затрещали, поддаваясь ее усилиям, как окно почти целиком закрыла тень огромного паука. Мира охнула и невольно попятилась.

Под его весом стекла начали растрескиваться…

Вдруг Мира поняла, что у этого огромного паука не восемь лапок, а всего четыре. И они больше похожи на человеческие конечности.

Крик застыл в ее горле.

Паучище развернул к окну голову, неестественно выгнув шею. У него было лицо. Лицо! Мертвенно-бледное, с ввалившимися белесыми глазами и разинутым ртом. Хрипя, истекая слюной, он смотрел прямо на Миру.

– Туленмеген! – прошипел он.

Мира едва дышала.

– Тулен-меген! – повторил паучище.

Ну нет. Этого точно не может быть на самом деле!

«Мне просто голову напекло», – решила Мира.

– Спасибо, – сказала она, чувствуя, как в груди отчаянно колотится сердце. – И вам того же.

Она закрыла окно шторкой. Паучище пропал из виду, но свист и гул, и урчание ничуть не стихли. Мира легла на кровать и закрылась одеялом с головой.

– Вот приснится же, – стуча зубами, сказала она себе. – И никаких игр не надо.

Разбудила Миру въедливая вонь. Она наморщила нос и, не открывая глаз, села.

Пахло псиной. Мокрой, свалявшейся, шерстью. Мира распахнула глаза и подглядела на лежанку Данте. Похоже, далеко не все ночные приключения ей приснились. Кое-что было и наяву: а именно, Данте убегал из комнаты и, похоже, угодил в воду.

Он спал, похрапывая. Длинная шерсть на животе и мордочке закурчавилась, в подушечках лап комьями гнездилась глина. Розовый плед промок насквозь, сбился, и теперь больше походил на старую тряпку.

– Как не стыдно! – покачала головой Мира. Пес продолжал храпеть во сне, даже ухом не повел.

Мира выбралась из-под одеяла и осторожно спустила ноги на пол. Припоминая детали страшного сна, она оглядела пол, чтобы ненароком не наступить на осколки взорвавшейся лампы.

«Или это мне тоже приснилось?» – подумала она, вскинув голову вверх. Лампочка под потолком висела на месте, но уж больно чистенькая. В окно светило утреннее оранжевое солнышко. В вишнях пели птицы, но по стеклу с наружной стороны так же ползали паучки – гораздо меньшие по размеру, чем ей представлялось ночью.

Дверь в комнату оказалась приоткрыта.

«Сама виновата. Дедушка ведь сказал закрыть ее, – Мира подошла и осмотрела дверную ручку. На месте, но будто заново прикручена. – А может, это дед ее ночью прикрутил? И лампочку поменял?»

Мира опустилась на пол и повернула голову, чтобы поглядеть – не осталось ли где осколков. Чисто. Она ещё раз подозрительно оглядела дверную ручку и окно с растрескавшимся стеклом.

«Зачем бы ему заметать следы? Но дверь и стёкла… здесь все и так разваливается, вчера я могла просто не заметить этих трещин».

Мира успокаивала себя, но ее подозрения только росли. Она осмотрела Данте – вроде лапы не повреждены, никаких следов укусов. Она выдохнула с облегчением. Но пёс спал как мертвый, что с ним бывает только когда он набегается вдоволь. А как приличный пёс он редко позволяет себе подобное ребячество.