Светлана Дотц - Потеряевские каникулы

И тут странное яйцо шевелится. Покачивается. Ага, трещит! Может, отойти на всякий случай? Да ладно, кто бы там ни был, он ведь маленький.

Яйцо трещит сильнее и разваливается.

Мне сразу становится понятно, почему сбежала курица. Предчувствие её не обмануло. Я бы и сама сбежала, да ноги к полу приросли. И дар речи пропал. Стою, потрясённая, испуганно смотрю на «цыплёнка». Маленькое лохматенькое существо, глазастое, ушастое, с длинным тонким хвостом. Хвост шевелится, уши тоже. Глаза глядят не мигая. Даже ресницы есть. И нос как у ёжика. С ума сойти!

А вот и Годзилла. Крадётся, сопит от счастья и нетерпения. Он всегда сопит, когда чует добычу. Глаза сощурил, уши прижал, хвост дрожит мелкой дрожью. Вот и кончик языка показался – последняя стадия озверения. Сейчас прыгнет.

Дар речи внезапно возвращается, и я ору:

– Брысь!

Но поздно, Годзилла уже в прыжке. И тут маленькое и лохматенькое существо верещит:

– Брыссь!

У меня опять пропадает дар речи, а Годзилла замирает в полёте, перелетает гнездо и пикирует на пол. Шлепок просто супер! Торжествующее злорадство овладевает мной, и все страхи тут же исчезают. Вылупившийся смотрит на кота и опять верещит:

– Брыссь!

От этого Годзилла приходит в себя и исчезает. Как обычно. Он это умеет.

Всё длится секунды. Существо таращится своими немигающими глазами. Непонятные глаза, большие и тёмные. Становится как-то жутко.

– Это Годзилла, – говорю я, – бабулин кот. Мой папа его так назвал.

Существо продолжает молча смотреть на меня.

И тут очень кстати ещё одно яйцо лопается. Маленькое и лохматенькое переводит свой немигающий взгляд на него. На моё счастье, вылупляется обыкновенный цыплёнок. Существо шевелит носом, принюхиваясь к новому соседу, и, недовольное, перебирается на другой край гнезда. Никак не пойму, какого оно цвета: бурого, что ли. Двигается на задних лапках, похожих на мышиные. Присмотревшись, я обнаруживаю, что его передние конечности совсем как человеческие, даже с пятью пальцами. Только на каждом пальце мышиный коготок. Осторожно освободив мокренького цыплёнка от остатков скорлупы, я выбрасываю её через дверь во двор. Тут и последнее яйцо доспевает. Дождавшись второго цыплёнка, прикрываю новорождённых, то есть нововылупленных, приготовленным заранее куриным пухом. Лампа плюс пух – продержатся, пока бабушка придёт. Там она сама разберётся, что с ними делать. Может, соседке отнесёт: у неё курица на гнезде. Может, свою заставит потомством заниматься, а может, так оставит.

Потом я смотрю на существо. С этим-то что? Куда девать? Вдруг оно питается маленькими цыплятами? Но тут же одёргиваю себя: какими цыплятами, оно ростом чуть больше их. В общем, стою я в полной нерешительности. И тут существо опять верещит:

– Фи-и-и-и-и-и-с-с!

Чего оно хочет? Ну и вопли!

– Ф-и-и-и-и-и-с-с!

Домой оно хочет, вот чего! Я бы отнесла, да не знаю куда. И бабули нет.

– Ф-и-и-и-и-и-с-с!

– Да не знаю я, где твой дом! – мне уже хочется уши заткнуть, до того противный и громкий у него голос.

В открытую дверь начинают заглядывать куры, пытаясь понять, откуда раздаются истерические вопли. Ещё немного, и у меня тоже будет истерика.

Существо внезапно замолкает и принимается усиленно нюхать воздух. На улице куриный переполох. Куры кудахчут все разом и явно напуганные бегают по двору. Ну что там ещё? «Сумасшедший день», – думаю я.

И в это время в сарай входят (именно входят, как самые обыкновенные люди!) два таких же существа. Хотя нет, как самые НЕобыкновенные люди. Один заметно прихрамывает. Гости останавливаются недалеко от входа и начинают оглядываться. Я даже не испугалась (вру, пожалуй). По виду они точные копии моего «цыплёнка», только увеличенные. Такие же лохматые, ушастые и глазастые. Так же двигают носами, принюхиваясь, и ушами, прислушиваясь. Их хвосты покачиваются вверх-вниз, как… как… не знаю, как что.

Они оглядывают сарай, гнездо, меня и ещё раз сарай. Потом тот, который толще, лохматей и не хромает, произносит:

– Ну что? Я тебе говорил, чьи это проделки?

Хромой согласно качает головой:

– Вечно эта Карповна по лессу шасстает и тянет домой вссё подряд. Ведь ссколько раз уже у неё яйца забирали. Вссё бедных птенчиков сспассает.

– Ссспасссительница, – ехидно поддакивает толстый.

Они разговаривают с каким-то лёгким присвистом и явно меня игнорируют.

– Карповна – моя бабушка, – не выдерживаю я. – Забирайте вон своё яйцо, а вернее, то, что из него вылупилось, и не надо обзываться.