До обеда старушка что-то соображала. Потом подозвала Сережу и сказала:
— Вот что, сынок. Мараковала я, мараковала, и выходит, что надо идти к Кузьме.
— Зачем? — не понял вожатый.
— А затем, что пора с ведмедем кончать. Полюбуйся на себя в зеркало. Ночь не спал — опух. А наперед все то же. Одному тут не сдюжить, а из меня помощница никудышная. Заберу-ка я корову да и пойду. Там с Настей да Митькой мы как-нибудь управимся. А Кузьма придет к тебе. Вдвоем-то чего-нибудь надумаете. А не надумаете, так хоть дежурить станете по очереди.
Сережа не возражал.
— Только не напал бы на вас медведь по дороге, — заметил он.
— Ну! — отмахнулась старушка. — Такого отродясь не слыхали. За ульями ведмеди спокон веку охотятся, а чтоб человека драть — в наших краях не бывало.
Кузьмой звали Митькиного дядю. Высокий, седой и худощавый, он пришел на пасеку часа в три. Присев на порог омшаника, закурил, обвел всех взглядом и попросил рассказать, как было дело. Сережа описал вчерашнюю сцену. Коля, глотая слова к сбиваясь, сообщил, что он видел на ручье.
— Медведь, говорите, небольшой? — попыхивая цигаркой, уточнил Кузьма. — С белым галстучком?
— Ну да. Черный.
— А шкура? С проплешинами?
— Какие там проплешины! Косматая, чистая.
Дядя Кузьма еще раз спросил, откуда нападал косолапый, прошел с вожатым по ближним звериным тропкам. Вернувшись к омшанику, сел на старое место, задумался.
— Может, позвать еще Нюркиного отца? — спросил Сережа.
— Да нет. Зачем отрывать человека от дела? — все еще думая о чем-то, ответил Кузьма. — Справимся, чай, и сами.
— Будем караулить на пасеке?
— Пожалуй, что так. Был бы капроновый трос, тогда другое дело.
— А что тогда? Петли?
— Ну да. Слыхал небось, как прошлым летом поймали бурого медведину? Если попался бурый, почему не поймать черного?
Услыхав о тросе, Петька моргнул Коле.
— Дядя Кузьма! А железный трос можно? Железный у нас есть.
— Не болтайте, — повернулся к приятелям Сережа. — Откуда он взялся?
— А вот и взялся! — продолжал Петька. — Лежит в старом сарае под мусором. Пойдем с нами…
Трос и в самом деле был на месте — лежал в углу под кучей старых листьев и обвалившейся штукатурки. Сверху металл давно заржавел и запылился. Но Сережу интересовала толщина каната. Она же была солидной — добрых три или четыре сантиметра.
— Да-а, — огорченно протянул парень. — Веревка хороша, да не для нашего дела.
— Почему ж не для нашего? — возразил Петька. — Ее ж можно расплести.
— Расплести?
Сережа опять повернулся к канату, отыскал конец и попробовал жилки пальцем. Проволочки под нажимом сгибались, а пряди троса, хотя и с трудом, разъединялись.
— Ура, зюзики! Годится! — закричал радостно Сережа. — Хоть вы и мелюзга, а другой раз дело придумаете. Влезет медведь в петлю — шкура ваша!
Когда петли были изготовлены, пасечник и вожатый натерли их пихтовой хвоей (чтобы не так пахли железом) и выставили на тропках, по которым бродил медведь. Концы троса прикрепили к древесным стволам, а удавки расположили на дорожках так, чтобы они не лежали, а стояли. В нескольких местах устроили еще и свисающие с деревьев петли: авось зверюга сунется головой.
— Вот и все, — возвратившись на пасеку, объявил Кузьма. — Ты, Сергей, бери ружье, подушку и лезь спать на помост. Надо, чтобы к ночи глаз у тебя был верный, рука не дрожала… А вы, мелкота, — повернулся он к ребятам, — как поели, так сразу и по местам. Двери в доме и на сеновале на задвижку и ни гугу. Будет стрельба, крики — носу не высовывать. Шутки со зверем плохи. Да и под пулю угодить можно…
О ночном концерте, метких выстрелах и о том, как Петька обзавелся медвежьей шкурой
Петьке и Коле приказ Кузьмы пришелся, конечно, не по вкусу. Сидеть взаперти да слушать, что делается снаружи, не очень-то весело. Но разве поспоришь?
После ужина мальчишки забрались на сеновал и решили, что не сомкнут глаз до рассвета. Чтобы скоротать время, начали вспоминать истории про медведей, рассказывать сказки. Потом и сами не заметили, как заснули.
Вскочили с постели глубокой ночью от какого-то воя.
— Увр-р-р… Ыр-р-р-р… Р-р-ря! — разносилось над пасекой.
Не понимая, в чем дело, Петька подполз к щели в стене. Но ничего не увидел. В ночной мгле против сеновала смутно белел только птичник. Когда луна выкатилась из-за туч, можно было рассмотреть и дом. А рев между тем становился все громче и громче.
— Да это же медведь! — сообразил Коля. — Наверно, опять тащит улей.
Читать дальше