Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Испортила настроение только Людка. Подкараулив момент, когда рядом не было взрослых, она не то с завистью, не то с уважением спросила:

— Петька! А Петька! И не жалко тебе было отдавать камни?

— А чего жалеть? — пожал плечами Петька.

— Да как же? Ты же хотел купить велосипед.

Это была правда. Как-то, показывая девчонке самоцветы, Луковкин проговорился, что собирается израсходовать свою долю денег на покупку подросткового велосипеда. Для его приобретения дома было уже собрано двадцать рублей. И Петька, не говоря о том приятелям, уже не раз представлял себе, как выведет железного коня во двор, усядется на него и начнет гонять по кругу: новое седельце поскрипывает, спицы сеют радугу, а мальчишки столпились у подъездов и с завистью говорят о том, что вещичка-де куплена не на мамкины деньги, а на свои, кровные…

При воспоминании об этом на душе стало как-то холодно и пусто. Но вспомнив, что нужно быть мужчиной, Петька взял себя в руки и ответил девчонке, как следовало:

— А что велосипед? Жил же я без него? Поживу и еще. Тут дело поважнее. Школу выручать нужно!

— Ха! Школу! Она ж разве твоя? Ты ведь в город уедешь.

— Ну и пусть. Зато останетесь вы — Коля, Митька, ты!

На это у Людки возражений не нашлось, и она только скривилась. Молчали и другие. Митька, кажется, вообще не понимал, что происходит. А когда понял, вскочил и, будто оглашенный, хлестнул по земле кепкой.

— Правильно, Петька! Где наша не пропадала! У меня дома в копилке три рубля есть. Скажу, чтоб привезли сюда. Пускай привозят и комсомольцы. Если каждый по рублю даст, сколько получится?!

Передача самоцветов Сереже перевернула все вверх дном. Теперь у мальчишек была цель. Они чуть не каждую минуту сходились, чтобы подумать, как добыть еще денег на продукты для строительной бригады, посоветоваться, поспорить. И чего-чего только не было в их планах — и поиски золота, и сбор коры бархатного дерева, и охота на лосей! Кто-то предложил даже отправиться в лес за дикорастущим женьшенем. Только золото почему-то не попадалось ни в лесу, ни на речках. Снимать кору с деревьев мальчишки не умели (Петька пожалел, что не научился этому, когда жил в гостях у удэге), а искать женьшень и охотиться на лосей было, оказывается, рано.

Надо сказать, что очень мешали серьезным занятиям и девчонки — Людка Простокваша и ее подружка Нюрка, зачастившая на пасеку.

Людка, как известно, весь день вертелась у печки, во дворе и беспристанно шумела. Не зная, как приготовить борщ или кашу, чуть не каждую минуту кричала:

— Бабушка! А бабушка! Картошку я уже положила. Теперь что? Класть капусту, да?.. А крупу для каши мыть надо?

Рассовав по кастрюлям продукты, стряпуха начинала распевать песни. Потом бежала в омшаник и принималась задирать мальчишек. Если же Петька или Коля в отместку запускали в нее помидором или огурцом, оглушительно визжала и звала на помощь старших.

Надо сказать, что задирать мальчишек да устраивать им разные каверзы Людке правилось больше всего.

Одному она вместо яйца подкладывала на тарелку наполненную водой и замазанную воском скорлупу, другому незаметно привязывала сзади мочальный хвост, третьего заставляла пробежаться к Сереже, говоря, что тот звал его.

Чаще всего обманутым оказывался легковерный Коля. Обнаружив, что девчонки опять надула его, он грозился:

— Ах ты, Простоквашина несчастная! Постой вот, доберусь до тебя. Будешь знать!

Как-то Петька поинтересовался, кем доводится Людка приятелю.

— Да кем же? — хмурясь, ответил Коля. — Матери у нас — сестры. А мы, значит, двоюродные. Только Людка живет с родителями в городе, а мы тут.

— А Простокваша — ее фамилия?

— Какая фамилия! Дразнят так, — объяснил мальчишка. — За то, что наряжается да выламывается. Сам, чай, видишь: в день по три платья меняет.

О платьях Петька, разумеется, знал. Людка постоянно выдумывала все новые и новые наряды, вертелась перед зеркалом, а то и красилась. Из-за этого с ней происходили даже смешные истории. Как-то раз, наводя порядок в комоде, девчонка наткнулась на забытый одеколон и губную помаду. Недолго думая, тут же нагримировалась, обрызгала себя одеколоном и явилась на точок. Чего задаваке хотелось, известно — поломаться перед мальчишками, показать, какая она красивая. А вышло совсем не то. Едва она, надушенная, показалась возле ульев, как над ней закружились пчелы. Сердито жужжа, они выписывали в воздухе петли, сновали туда и сюда и вдруг с размаху, как пули, стали бить девчонку в лицо и в грудь. Людка запрыгала, заверещала и под веселое улюлюканье мальчишек пустилась к дому. До самого вечера ее больше не видели. А потом ломака еще сутки или двое потешала всех своим видом. Глядя на ее заплывший глаз и распухший, как картошка, нос, добродушно похохатывала даже Матрена Ивановна.