Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Сережа ел, похваливая хозяина за отличную уху.

А Петьку одолевало беспокойство. «Что с матерью? — не первый уже раз спрашивал он себя. — Был ли отец на пасеке?»

От волнения он заерзал на чурбаке:

— Сережа! А Сережа! Ты записку мне от отца не принес, а?

Парень, уже принявшийся за чай и горячо обсуждавший с Ляном какую-то проблему зверового промысла, хмуро взглянул на мальчишку.

— Записку? Кабы отец знал про твои художество, он бы тебе такую записку накатал на известном месте, что нескоро бы смылась.

Петька вспыхнул.

— Ага! Он у нас не дерется. И про мое путешествие знает.

— Знает! Ишь ты! Это каким же образом?

— А таким. Я ему сообщил.

Сережа насмешливо свистнул.

— Уж не тем ли письмом, которое бросил в ящик? Увы, дружок. Письмо твое добрые люди вынули. И скажи им за то спасибо. Не вмешайся Вера да Яков Маркович, пришло бы оно к отцу как раз в тот день, когда матери делали операцию. Как ты думаешь, приятно было бы ему узнать в такую минуту, что сын потерялся в тайге?

Услышав, что матери сделали операцию, Петька струхнул и разволновался.

— Операцию? А как она?.. Как себя чувствует?

— Да так вот и чувствует, — уже спокойнее ответил Сережа. — Вчера отец звонил в Кедровку. Сказал, что дела идут на поправку. Спрашивал и о тебе.

— Ну и что же? Что вы ему сказали?

— То и сказали: живет, дескать, нормально, цел и невредим. Посылает привет.

— Ну-у. Зачем же обманывать человека? А вдруг мы с Колей пропали бы и правда?

— Что же нам оставалось делать? — пожал плечами парень. — Да если разобраться, мы и не врали. Знали ведь, где вы гуляете.

— Ну да! Знали! Откуда могли знать? Сорока на хвосте приносила, что ли?

Но оказалось, что вожатый говорит правду.

Первое сообщение о беглецах в Кедровке получили уже в тот день, когда мальчишки сели в вертолет. Поднявшись в воздух, дядя Егор связался по радио с аэродромом, а оттуда вызвали по телефону Якова Марковича. Через день о приключениях приятелей написали в лагерь работники леспромхоза. А потом с вожатыми держал связь председатель удэгейского колхоза. От него же узнали они и о том, когда охотники привезут ребят обратно.

— Понял теперь, сколько людей возились с тобой да с Колькой? — спросил, хмурясь, Сережа.

— Так я ж что? Я ничего, — потупился Петька. — Я б и не сбежал, кабы не Вера.

— А что Вера? Только и свету в окошко, что ли?

— Конечно. Она ж распоряжалась, как хотела. Ни в лес сходить не разрешила, ни покупаться, ни кузнечиков половить.

— Ну! Вспомнил! — махнул рукой вожатый. — Это было, да быльем поросло. Тот, кто не убегал и не выкидывал, вроде тебя, всякие штучки, ходит теперь и на речку, и в тайгу, и даже в Мартьяновку.

— Ага! Так уж и ходит! И Вера не прицепляется? Не кричит?

— Не кричит. Поговорили с ней умные люди — вот и не кричит. Даже сама придумывает, куда повести ребят, чтобы интереснее было.

На этом неприятное объяснение, собственно, и кончилось. Сережа опять взялся за чай и вареники, а Петька вздохнул, подбросил в костер сучьев и, прихлебывая из кружки, задумался.

Надо же такому случиться! Ты убежал в тайгу и уверен, что путешествуешь по собственной воле, а на самом деле за каждым твоим шагом смотрят не хуже, чем дома. Ты думаешь, что мальчишки в лагере, как всегда, изнывают от скуки, а они гуляют себе, где хотят. Ты, наконец, планируешь сделать одно, а на деле выходит совсем другое… Очень нехорошо получилось и с матерью. Кто мог предполагать, что ее станут оперировать именно в тот день, когда сбежишь из Кедровки? Куда кинулся бы отец, получив злосчастное письмо?..

Занятые каждый своим, ни Сережа с Ляном, ни Петька с Колей даже не заметили, как землю окутала мгла. В зыбком сумеречном мареве потонули сначала дальние горы. За ними, словно задернутые темным занавесом, исчезли во тьме река, ближние деревья, а под конец расплылись и тонкие вешала, четко вырисовывавшиеся на фоне серого неба. Красноватое пламя костра, то угасая, то на минуту вспыхивая, скудно освещало лишь ближний угол избушки, стол, заставленный посудой, да беглецов, у ног которых дремали собаки.

Сережа, отставив пустую кружку, хотел, кажется, спросить Ляна о чем-то еще, но вдруг поднял голову и прислушался. Где-то у реки, в той стороне, где было озерко, раздался шорох. В первый момент неясный и еле слышный, он постепенно усиливался, ширился и неудержимо приближался к избушке. За соседней сопкой зарокотал гром, сверкнула молния. Несколько тяжелых капель, сорвавшись сверху, упало в костер. Уголья зашипели.