Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

— Не поеду, — откликнулся Сережа. — Конечно, на ремонте можно заработать больше, чем в школе. Да мать говорит, что лучше остаться дома. В районе нужно нанимать квартиру, ходить по столовым. Расходов больше, чем тут.

— Это правильно, — вздохнула девушка. — Только готовиться в институт вместе нам уже не придется.

— Почему? Я ведь, как вожатый, каждую неделю буду ездить в район. И в выходные тоже. А понадобится — можем встретиться в любой день. Двадцать пять километров на велосипеде разве расстояние? — Парень помолчал и добавил: — Потом это ведь и ненадолго. К лету сестренка вернется с бухгалтерских курсов, ты закончишь школу, и мы, как договорились, махнем в Уссурийск: я — в сельскохозяйственный, а ты в пединститут… Не передумала?

Вера ответила не сразу.

— Не знаю… Сам же видишь, как у меня получается. Луковкин убежал, другие скучали. Вдруг так же будет и потом — когда стану учительницей?

Сережа засмеялся.

— Ага! Скучали! Зато все было по науке. Как это по-твоему? Пе-да-го-гич-но. Во!

— Ну-у! Не издевайся. Я серьезно, а ты…

Однако вожатый не унимался. Копируя Веру, он скомандовал:

— Пионеры старшей группы! Становитесь в две шеренги. Пусть те, кто стоит сзади, поищут клещей у товарищей!

Послышалась какая-то возня, шлепки. Вера, должно быть, накинулась на вожатого. И тут же запищала сама:

— Сережка! Сумасшедший! Больно же!..

— Вот то-то! — засмеялся парень. — А еще хочешь со мной бороться! Разве не так ты командуешь ребятами, когда остаешься старшей?

— Нет. Теперь не так.

— А как же?

— Очень просто. Если вижу, что надо поискать клещей, подзываю к себе какую-нибудь девчушку и говорю: «Ну-ка посмотри, кто у меня там за шиворот полез. Не клещ ли?»

— И что? Лучше получается?

— Ну да. Она посмотрит, а потом и на себя смотрит. И другие за ней. А уж проверятся — не придерешься. Не то, что в шеренгах.

— Вот то-то и оно. Поняла, значит, как надо действовать? Вообще, если ты будешь попроще, учительница из тебя получится. Не унывай…

Догадавшись, что возле купальни никого, кроме Веры и Сережи, нет и что он подслушивает чужой разговор, Петька застыдился и стал выбираться к речке на голоса.

Маленькая, окруженная лесом полянка жалась к самой реке. Веселая и зеленая в летнюю пору, сейчас она была усыпана опавшими листьями и выглядела при ночном свете печально. Из-под ног Петьки на противоположную сторону прогалины убегал невысокий крутой обрыв. Над кручей смутно белел большой плоский камень, а внизу, у самой воды, стояла грубо сколоченная скамейка. На камне, кутаясь в широкий мужской пиджак, задумчиво теребила кончик косы Вера, а на скамье сидел вожатый. Парень, упершись локтями в колени, пересыпал в ладонях мелкие камешки. Время от времени какой-нибудь из камешков падал на землю, скатывался в воду, и по реке золотыми кольцами расходились волны.

— Чего убежала со скамейки? — спросил Сережа. — Иди назад.

— Ага! Назад! К такому медведю лучше не подходить, — мотнула косой девушка. — Посижу здесь.

— Ну и сиди, — спокойно улыбнулся Сережа. — Только усидишь недолго. Скоро назад попросишься.

— Ух, смотри! По тебе соскучусь, да?

— Соскучишься. А не соскучишься — придешь все равно.

— Это почему же?

— Потому. Вода в омутке за день нагрелась, возле нее тепло, а у тебя наверху ветерок. Озябнешь, вот и спустишься.

Вера подняла с земля какой-то листок, откусила хвостик и вздохнула.

— На все-то у тебя объяснение. О каждой травинке можешь сочинить повесть. Я вот и то у тебя научилась. Вспомнила, как ты про грибы рассказывал, и давай все ребятам выкладывать. Потом про кишмиш, про лимонник.

— Вот и хорошо. Им это нравится.

— Еще как! Слушают — рты поразевали… Только много ли я знаю? Ты — дело другое. Просто удивительно, откуда все выкапываешь.

— Ничего удивительного. Я же рос в деревне, ко всему присматривался, прислушивался. А в школе возился с юннатами, в книжках копался. Хочешь, дам мои выписки? У меня их три тетради — по растениям, по животным, по природным явлениям.

Петька кашлянул.

— Эй, кто там? — бросив на землю камешки и живо перекидывая ноги на другую сторону скамейки, насторожился Сережа. — Ты, Пашка, что ли?

— Да нет. Это я… Луковкин…

— Луковкин?.. Что там стряслось? Почему плутаешь в лесу ночью?

— Я не плутаю. Записка вот… Заснул и забыл.

Вожатый взял свернутую пакетиком бумажку Ивана Андреевича, прочитал при спичке и покачал головой.