МеРи Назари - Стереть зиму с городского лица

Вот дела, вот дела…

Скоро будет всем беда.

—Да-да-да! —раздалось так близко, что Лика опять вздрогнула. Но она так привыкла к сегодняшним голосам, что уже ничему не удивилась.

–Пошлю летучую обезьяну к просеке. Пусть «путниками» на этот раз будут гуси, – подумала она вслух. – Пускай погоняются за Галинкой с вытянутыми шеями. Хи-хи!

Лика зажала рот рукой – надо быть злой.

Но смех вылезал наружу из всех щёлок между зубами. И совсем не зловещий. Он надувал щеки, растопыривал губы – как ни сжимай, не помогало…Тогда Лика изо всех сил сдвинула брови. Лоб заболел, но думать о плохом стало гораздо легче, и смех изменился.

–Хо-хо-хо! – от собственного смеха –мурашки по коже…—Ой-ой-ой!

Лика вдруг осознает, что летит куда-то. Причем, отнюдь не в самом удобном положении: руки-ноги стянуты веревкой и расположились по швам, как у оловянного солдатика.

Голову занесло в сторону, скривило шею и почти отделило от тела. Оттого весь мир растянулся в ухмылку во весь горизонт – на всю улицу…

…Вместе с ужасными кривыми зубами и черными усами над ними.

Описав дугу в воздухе, Лика завертелась волчком, как в центрифуге луна-парка.

Как по мановению волшебной палочки, кручение остановилось, и сразу стало спокойней. Но ненадолго. Голова девочки оказалось вровень с лицом, на котором застыло не совсем приятное выражение.

По усам и тельняшке Лика мгновенно узнала его владельца: «Это же разбойник Бармалей!»

Она вспомнила старую книжку с обтрепанной обложкой… Страницы волнистые, как будто она плавала в море…наверное, многие плакали, читая ее…

Но иллюстрации —глаз не оторвешь! Страшные! И Лика слишком большая, чтобы верить всяким глупостям! Что же теперь делать? Плакать? Нет, это не о ней! Поэтому Лика твердо, но вежливо, сказала:

– Извините, пожалуйста. Я знаю, кто вы. Вы Балмалей. Но вас не бывает.

– Что-о?! – услышала она раскат грома. – Прошу прекратить называть меня Бармалеем. Я Дурмалей. Это моя официальная фамилия. Дурмалей-Безуглый Спартак Никодимович.

Выслушав это сообщение, Лика рассмеялась. Она сама не знала, почему. Скорее всего, от нервного напряжения.

– Так не бывает! – повторяла она сквозь слезы, которые иногда сопровождают смех.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним! – рыкнул разбойник.

А поскольку это произошло не с волнистой страницы, а прямо над ухом, то Лика почувствовала, как немножко задрожала. Возможно, это задрожала натянутая веревка, на которой Лика висела.

Но…разве можно вынырнуть из книжки, даже такой волнистой, как поверхность озера?

Поэтому Лика строго, совсем, как Ирина Львовна, сложила губки и сказала:

– Я вам не верю. Встречайтесь, пожалуйста, с другими… Куда катится мир…

– Отвечай, – приказал разбойник, недослушав, – где здесь водится крупный рогатый скот?

– С-ко-о-т…– задумчиво повторила Лика незнакомое слово. Ей вдруг показалось, что это «грубое выражение». Очень грубое. Кроме того, с ней не поздоровались, а как после этого продолжать беседу?

– Сибирский валенок, где здесь коровы, спрашиваю? – повторил грубиян.

Посещая с мамой фитнесс-клуб, Лика привыкла висеть на канатах вниз головой… но беседовать —это уж слишком. «Во всех случаях, даже если мир катится в бездну, – учила няня, – воспитанные дети обязаны вести себя прилично». Лика вдруг поняла, как следует отвечать.

– Если вы говорите про обувь, то мои зимние валеночки в кладовке, а если – про милую коровку Зорьку, то она по утрам любит прогуливаться по бережку в поисках свежей осоки для сладкого молочка…– Несмотря на неудобство положения, Лика старалась быть предельно учтивой.

За усердие Лику не похвалили, напротив, перебили. Ивсё в той же грубой манере:

– Где ферма, спрашиваю, перепончатый утенок? Отвечай, а то будет хуже!

Хуже того, что уже случилось, трудно было представить. Поэтому Лика решила отнестись с максимальной серьезностью к своему ответу.

– Когда хотят получить верный ответ, детям не задают сразу много вопросов, – сказала она. – Это, во-первых. И нужно произносить правильные слова. Это, во-вторых. Надо говорить не «ферма». В городе так не бывает. Надо говорить: «фирма». А в-третьих…

Ветка дерева, на которой она висела, затрещала от сильнейшей встряски.

– Я не спрашиваю тебя, мелюзга, ни о первом, ни о втором, ни о третьем! У-у-у…

Кто знает, сколько б времени еще, давясь злостью, выл Дурмалей, если б Лика не произнесла с гордостью: