МеРи Назари - Стереть зиму с городского лица

И это здорово! –внезапно подумала она. Дурмалей теперь казался Лике добрым и милым. Оказывается, даже в разбойниках бывает что-то привлекательное.

– Мама, – решила уточнить Лика, – а дурмалеи навсегда остаются дурмалеями, или они могут работать на других работах?

Мама застыла с граблями на весу и недоуменно поглядела на дочку. Она не сразу поняла вопрос. Но потом догадалась.

– Ты хочешь знать, станет ли наш Дурмалей когда-нибудь добрым?

Лика кивнула. И мама, подумав, сказала:

– Думаю, что если его перевоспитать, то он сможет стать более-менее хорошим.

Лика тоже чуть подумала.

– Я все поняла, мамочка. Когда человек еще Дурмалей, то он менее-более, а потом наоборот.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась мать, и грабли вновь зависли, как в компьютерной игре. – Поясни, детка, а то опять я ни бе, ни ме.

Мама всегда так говорила, когда что-то не понимала от слова «совсем».

– Ни бе, ни ме… – огорченно повторила Лика.

Ну как после этого всерьез относиться к большим? Только решишь, что тебя понимают – и вот, здрассте!

Пришлось, как обычно, объяснять маме.

– Ну вот, если Дурмалей еще злой – то это менее добрый, понимаешь? А когда он станет добреть, то он уже более! Вот тогда про него и говорят, что он стал более-менее. Теперь понятно?

– М-м-м… Ну что ты будешь делать: какая я глупая! Или это ты говоришь невразумительно.

С этими словами мама вновь принялась за работу.

Всё.

Всё насмарку. И как тут без слез обойтись?

Из чего только сделаны взрослые, чтобы не понимать таких простых вещей!

Лика недовольно шаркнула ножкой.

«А вот не зря Галинка всем дядям и тетям в журнале усы рисует», – подумалось вдруг, и злая улыбка искривила Ликины губы.

Но тут же что-то царапнуло сердце.

– Об этом я никому рассказывать не буду. Даже маме, – прошептала девочка.

Она оглянулась. Мама орудовала в самом конце помещения и, конечно, ничего не слышала. Девочка зашептала еще тише —одними губами.

– …а Борька плюется…– прорвалось из шепота в полный голос.

Лика закрыла ладошкой рот и оглянулась: ее по-прежнему никто не слышал.

Настроение стремительно поднималось.

Наконец оно вернулось на прежний уровень, и Лика перешла с шепота на нормальный голос.

– …А Зинка обижается, когда ее называют корзинкой, – шалунья хихикнула. – Вот глупышка! Не в самом же деле, она корзина! Она же не фея, чтобы превращаться! И она не в цирке. Это понарошку. Как же тут обижаться? А Кузя говорит, что у всех взрослых в голове – СЕРОЕ ВЕЩЕСТВО !.. Как он мог такое подумать?!

Не замечая, что, заметая пол метлой, мама подошла ближе, Лика говорила все громче:

– Неужели СЕРЫМ или черным каким-нибудь ВЕЩЕСТВОМ можно подумать хорошую мысль?! Вот дуракеша…

– Извини, я не права, – сказала вдруг мама. Она присела на корточки и поцеловала дочку в щечку.

– А Кузя прав? – спросила Лика, целуя в ответ маму, уже совершенно забыв про обиду.

– Кузя?! Ну, как же, как же…конечно… а как иначе…конечно, прав.

– Что?! Он говорит, что у взрослых СЕРЫЕ МОЗГИ

Она посмотрела на маму. Мама, оказывается, опять ее не слушала, а кому тогда Лика все это рассказывала?..

– Нет уж, извини, тут он не прав, – поспешила исправиться мама, прочтя в глазах дочери разочарование.

– Так он все равно говорит! Вчера нам так и бабахнул, что люди думают серыми веществами! А мы ведь тоже люди, мама? И вот «фикус», например, разве хорошее слово?.. Его-то можно придумать и серым веществом. Но красивые слова – нет!

Лику прорвало. Вопросов подступило страшное множество. Дожидаться ответов не оставалось никакой возможности – и пришлось перебивать саму себя. Впрочем, и это уже не помогало.

– А знаешь, мама, если бы мы жили в волшебной стране, то девочки были б чудесками, а мальчики – чудесами…Правда ведь? Потому что волшебство – значит чудо. Чудо—это папа, а чудеса и чудески —мамы и дети. А солнце—это для Земли пра-, пра-, пра-, пра-…

– Прадед.

– Подожди, мама, я еще не закончила… пра-, пра-, пра-… А Кузя говорит, что он первоклассный мальчик, потому что в первом классе учится…А Слава сказал, что это бред, и что Кузя просто хвастун. Правда? Прости, мама, я сказала нехорошее слово!

– Какое же?

– Блед.

Вместо ответа мама обняла Лику, вывела из коровьего дома и закружила вокруг себя. Потом они, смеясь, упали в траву. А цветы долго удивлялись и недоверчиво качали головками.

Мама сорвала мятлик.

– Давай полежим здесь, посмотрим в небо и пожуем травинку.