Николай Васильев - Кладоискатели

- Ничего, мать, со мной не случится, - сказал я. - Жди меня завтра к утру.

Рано утром на новеньком «фордзоне» я подъезжал к своей деревне. Смотрю и глазам не верю: мост через речку разрушен! Еще вчера вечером переходил по этому мосту - был целехонек, а тут…

Ночью кулаки постарались, - думаю. - Может, хотели меня подкараулить, да прозевали, вот и решили мост сломать. Теперь небось притаились в прибрежном ракитнике, надеются, что я побегу в деревню за подмогой, брошу трактор на берегу, тогда они покалечат его или сожгут… Нет, не выйдет!»

Я начал газовать что было сил, мотор заревел на всю округу.

В деревне услыхали, бросились к реке, мой отец впереди. Люди кричат:

- Едет! Макар едет!

Подбежали ближе, видят, я не еду, а на месте стою - моста-то нет!

- Что будем делать, Тимофей Иваныч? - спрашивают колхозники.

Отец отвечает:

- Будем мост чинить. Макар, не отходи от трактора ни на минуту, слышишь?

Я кричу со своего берега:

- Слышу. Чините скорей!

Мужики в затылках скребут:

- Тут крепкие бревна нужны. Где их взять?

Отец им:

- А новый сруб Тэмрекея на что?

Тэмрекей - он тут же вертелся - услыхал, коршуном налетел на отца:

- Ты своим голодранцам начальник, а мне ты никто! Моим срубом не распоряжайся, он мне самому нужен: я новый дом буду ставить!

Мужики зашумели:

- У тебя и так дом в два этажа, куда тебе еще дом? Тэмрекей свое:

- Не ваше дело! Ни бревна не дам!

- Дашь! - сказал отец. - Мост не сам рухнул, это ты со своими приятелями его сломал. Вот твои бревна и пойдут на починку. Не дашь - сами возьмем.

Тэмрекей злобно сплюнул и пошел прочь от реки.

Мужики дружно взялись за дело, и после полудня мост был починен.

Я торжественно въехал в деревню.

Из домов повыбежали стар и млад, мужики и бабы. Кто смотрит с интересом, кто недоверчиво качает головой, кто в страхе крестится.

Я завел трактор под навес возле колхозного амбара и выключил мотор.

Слышу разговоры:

- Видал, железная телега без лошади едет!

- Ну и чудеса!

- Неужто пахать станет?

- А ты как думал!

- Как же без лошади-то? Ох, не верится…

- Поглядим…

- Не к добру это, мужики, испоганит трактор землю керосином, на такой земле хлеб нипочем расти не станет, только зерно зря загубят…

Ну, это, ясное дело, кулацкая агитация.

Настроение у меня в тот день было праздничное. Я живо представлял себе, как завтра на заре выведу трактор в поле и вспашу первую борозду…

До блеска вымыл я трактор, насухо протер ветошью, все ходил вокруг и оглаживал его, как лошадь, только что не обнимал. Оставил трактор под присмотром сторожа и пошел домой.

Неподалеку от дома дорогу мне преградил Мамат Пилька - приятель Тэмрекея, тоже кулацкий сынок.

- Погоди, тракторист, - дыша мне в лицо винным перегаром, сказал он хрипло. - Поговорить надо.

- О чем нам с тобой разговаривать? - Я хотел обойти Пильку, но он схватил меня за рукав.

- Погоди!.. Слышь, Макар, не выводи трактор в поле… Добром прошу.

Я даже засмеялся:

- Как это не выводи? Да ты что! Обязательно выведу! Вот получим хороший урожай, тогда и остальные мужики в колхоз вступят, никто не захочет на вас, мироедов, батрачить, никто не станет у вас в долгу ходить.

- Значит, так? - набычившись, прошипел Пилька. - Ну, гляди, парень, было бы сказано… Пеняй на себя.

- Не стращай, не из пугливых! - Я выдернул рукав из его цепких пальцев.

Он больше ничего не сказал, покачиваясь, свернул в проулок.

А я не пошел домой, вернулся к избе, в которой помещалась колхозная контора. Отец сидел за председательским столом, о чем-то разговаривал с мужиками.

- Отец, я сейчас Мамата Пильку встретил. Пьяный, грозится. Как бы чего с трактором не приключилось. Сторож - старик, что он против этих бандитов сделает? Надо усилить охрану.

- Правильно, сынок, - сказал отец. - Сейчас снаряжу нескольких парней, пусть всю ночь у трактора дежурят. А ты ступай домой, отоспись хорошенько, завтра у тебя будет трудный день.

Я пошел домой, лег на полати, но мне не спалось. Сердце сжималось от тревоги за мой трактор. Уже вернулся и лег спать отец, давно угомонились все домашние, а я все ворочался с боку на бок.

Наконец, когда прокричали полночные петухи, я не выдержал, оделся, сдернул с гвоздя свою видавшую виды кепку и потихоньку вышел на крыльцо.