Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

— Как это «полегчало»? — дивий воин подозрительно прищурился. — Что ты хочешь этим сказать?

— Я просто пытаюсь разобраться. Может, оберег не сработал, потому что Радмила что-то напутала?

— Сомневаюсь, — голос Яромира стал холодным, как лед, и Тайка невольно втянула голову в плечи.

— Я же не говорю, что она нарочно.

— Еще чего не хватало! Если ты запамятовала, Радмила тоже была заколдована Лютогором и пострадала даже больше, чем ты! — Было видно, что дивий воин изо всех сил сдерживается, чтобы не накричать на нее. Светлые брови сошлись на переносице, зеленые глаза загорелись недобрым огнем.

— Успокойся, Яромир! Я никого ни в чем не обвиняю!

— Прости, — он немного сбавил тон. — Она моя сестра, и я всегда буду защищать ее. Потому что верю ей как самому себе.

— Ой, да защищай, сколько влезет! — Тайка фыркнула и отвернулась.

На некоторое время снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь обиженным сопением собак. Наверное, те не понимали, зачем глупые люди ругаются.

Тайка вздрогнула, когда Яромир, придвинувшись, осторожно тронул ее за плечо.

— Вот, возьми, — дивий воин протянул ей свой оберег. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Не надо, — Тайка отвела его руку. — Он же твой.

— Но я хочу сделать тебе подарок. На память.

— Лучше подари что-нибудь другое, а то Радмила обидится. К тому же мы не знаем, как эта штука действует. А вдруг от нее больше вреда, чем пользы?

Ох, не стоило этого говорить. Яромир вспыхнул и порывисто надел оберег себе на шею. Нужно было срочно что-нибудь сказать, чтобы загладить неловкость, но Тайке, как назло, в голову лезли сплошные глупости.

— Послушай, — за неимением косы, она подергала себя за прядку волос — всегда так делала, когда нервничала. — А зачем ты тогда попросил Вьюжку увести?

— Когда это — «тогда»? — вытаращился на нее дивий воин.

— Ну, перед тем, как Кощеевич заколдовал нас с Марьяной. К нам Гриня заглянул и сказал, что ты велел ему привести симаргла.

Яромир стал мрачнее тучи.

— Я ни о чем таком не просил. Что за ерунда? Опять его глупые шуточки? Где этот леший? Хочу потолковать с ним…

Он хрустнул костяшками пальцев, намекая, что грядущий разговор Грине вряд ли понравится, но в этот момент отворилась дверь, и в погреб заглянула Марьяна:

— Не хочу вас прерывать, друзья, но время близится к закату. Все уже готовы, только вас ждут!

Тайка до боли закусила губу. Она столько всего хотела еще сказать, о стольком расспросить… Вот так всегда: сначала минуты тянутся медленно, потом несутся как оголтелые и на самое главное опять не хватает времени. Потому что с тем, кто стал тебе дорог, невозможно наговориться всласть, как ни старайся.

Бывает, что приторный пирог оставляет на языке горькое послевкусие, — вот так и в жизни всегда рука об руку идут радость и печаль, встречи и разлуки, мед и полынь…

— Ну, пора! — Тайка встала, оправляя толстовку.

И, словно в ответ на ее слова, Кощеевич вдруг пошевелился и глухо застонал.

Грине повезло, что солнце над лесом уже коснулось краем верхушек сосен и Яромир вместо того, чтобы выполнить свою угрозу потолковать с лешим, лишь отвесил тому короткий подзатыльник и кивнул на носилки, куда сгрузили начавшего приходить в себя Кощеевича:

— Давай, бери — и понесли.

Гриня потер башку, пожал плечами и схватился за ручки.

Процессия выдвинулась к старому вязу. Никифор деловито семенил рядом с носилками и присматривал, чтобы Лютогор чего не выкинул. Радмила несла припасы — несколько яблочных пирогов, завернутых в холщовую ткань. Те пахли так восхитительно, что у Тайки текли слюнки — а ведь она была сыта. Пушок гордо реял над головами, показывая дорогу (не то чтобы в этом была необходимость — поляну, где растет старый вяз, и без него знали все, — но так коловерша чувствовал себя при деле). Тайка думала, что Марьяна тоже пойдет с ними, но вытьянка отказалась наотрез, сказав, но ненавидит долгие проводы и прощания. Ее можно было понять: чем ближе они подходили к условленному месту, тем острее чувствовался ком в горле, и Тайке приходилось часто сглатывать, чтобы не разреветься. Яромир заметил ее смятение, но истолковал его по-своему:

— Эй, дивья царевна, тебе что, нездоровится? Садись на спину Вьюжке, он подвезет.