Александр Дорофеев - Колесо племени майя

Они углублялись в сельву, а по вершинам деревьев с шумом, напоминавшим порывы ветра, скакали вереницы черных длиннохвостых обезьян мириков. Ах, как им было любопытно, кто это тут рубит кусты и лианы! И некоторые смельчаки спускались так низко, что их причесанные, словно только от парикмахера, морды выглядывали из листвы на расстоянии ладони.

Уже смеркалось, когда они вышли к огромному провалу в скале, откуда веяло холодом, как из загробного мира. Стертые каменные ступени уходили в темноту. А далеко внизу едва слышно вздыхало, колыхалось подземное озеро – непроглядное, как беззвездное небо.

Эцнаб достал из заплечного мешка деревянное ведерко, положил туда камень и начал спускать на веревке. Долго-долго путешествовало ведерко, пока не раздался всплеск, словно удивленный голос.

– Это Чомиха – лучшая вода, – говорил Эцнаб, вытягивая веревку. – Есть Каха Полуна – дождевая. Цупуниха – воробьиная. И Какашаха – вода попугаев. Но Чомиха – лучшая!

Шель пил Чомиху, ощущая, как вечерняя сельва проникает в его душу.

И время здесь было иным, чем в городе на острове. Кажется, оно уходило, оставаясь.

Он лег ничком на теплый камень, но видел все вокруг.

Небольшой броненосец-тепескуитли, семеня короткими когтистыми лапами, бродил у своей норы близ муравейника – мигал задумчивыми свиными глазками, изредка поглядывая на луну.

– Если нет мотыги, чтобы выкопать клад, поймай тепескуитли! – усмехнулся Эцнаб. – Лучшего копальщика не сыщешь. Такой силач! Направь, куда требуется, и через триста ударов сердца будет тебе яма – в три метра глубиной.

Уже колибри прятались в крохотные гнезда под пальмовыми листьями. А летучие мыши, наоборот, просыпались. Они хозяева ночи. Беззвучно носятся меж деревьями. Листоносые на лету ловят рыбу в озерах и реках. Вампиры снуют, отыскивая теплокровных, – так осторожно, ловко присасываются к лапам индюшек, что те и не чуют.

Открылось темно-зеленое небо – Яяуко. Затем второе, где живут звезды. И, наконец, четвертое, по которому восходит Венера.

Ночная сельва оглушала – цикады, кузнечики, лягушки, лагартихи, квакши и филины…

Нет-нет, филины молчали! Когда филин крикнет, умирает воин майя. Шель это точно знал. «Тла-ко-ло-тль!» – так страшно кричит филин.

Огромные светляки, подобно невиданным близким созвездиям, озаряли ночь, порхая и вдруг замирая. Бывает, среди них являются алуши. Такие же яркие, но куда больше, светлые призраки, – души умерших людей, оставшиеся жить в сельве.

Ночью Эцнаб определял время по Венере, Плеядам и Ориону.

– А вот и Мировое древо, которое поддерживает небесный свод, – указал он на Млечный Путь. – Его отражение на земле – священное дерево сейба. Все, что есть на небе, отражается на земле. Или наоборот…

Шель закрыл глаза, засыпая. И запад был красным. Юг – синим. Восток – белым. А север – черным, поскольку там страна временно мертвых. Тех, что уходят, оставаясь.

Шель сражался с ягуаром. В правой руке – меч, левая – обмотана шкурой тапира.

Пока ягуар, урча, драл ее когтями, Шель взмахнул мечом и отсек ему хвост.

Извиваясь, упал он на землю и тотчас превратился в гремучую красно-черную королевскую змею. А ягуар взревел от боли и завертелся на месте, старясь лизнуть обрубок.

На это было так страшно смотреть, что Шель вскочил в пирогу и, оттолкнувшись, погреб к острову.

Но тут заметил, – это вовсе не озеро Петен-Ица. Над ним простиралось каменное небо! Он плыл в темноте под землей неизвестно куда. Сердце билось так часто и гулко, что он боялся, как бы не случился обвал. А сзади, фыркая, догонял ягуар. Вот он уцепился лапой и поднял над бортом тяжелую пятнистую башку с яростными желтыми глазами.

Шель нырнул в черную воду и быстро поплыл саженками, как учил папа Гереро, но ягуар освоился в пироге и нагонял, умело орудуя веслом. Уже толкал в спину, стараясь потопить.

– Шель! – шептал он прямо в ухо. – Шель!

Выскочив из воды, Шель открыл глаза и увидел перед собой ягуара, готового к прыжку.

Не сразу сообразил, что это пятнистая шкура на стене, – парадный плащ, который когда-то подарил ему отец, убив на охоте самку ягуара.

«Если повстречаешь ее жениха, – сказал он тогда, – то сразу узнаешь по рваному левому уху – это след моего копья!»

Пильи сидела рядом, обнимала и гладила по голове:

– Шель! Мой голубок! Мое солнце! Чего ты напугался? У нас все хорошо!

Возможно, так оно и было, но уже не первый месяц какой-то ягуар-убийца бродил вокруг озера по сельве, уничтожая все живое.