Геннадий Прашкевич - Война за погоду

«Вот еще!»

Сглаживая грубость сержанта Панькина, Колька Милевский забежал в тот день к Пушкаревым. Баба Яна, как всегда, гоняла чаи. Спросила:

«Чего это у меня Вовка такой смурной? Чего напакостил?»

«Да не напакостил. Экзамен завалил. По радиоделу.»

«А мог сдать?» – заинтересовалась бабка.

«Конечно, мог! – заявил Милевский. – Если бы велась передача медленней, сдал бы!»

«Ну да, будут вас ждать, – хмыкнула баба Яна. – Медленней!»

«Практика нужна в нашем деле! – защищал друга Колька. – А у Вовки какая практика? Ну, отца слушал. Ну, на курсы сходил несколько раз. Этого мало. Я теперь сам им займусь. Я его в один месяц так натаскаю, что можно будет снова пойти к Панькину. А если сержант откажется принимать экзамен, пожалуюсь одному человеку. Он в Академии наук работает!»

«Слесарь, что ли?» – удивилась баба Яна.

«Берите выше! Ученый!»

«Какой еще ученый?!

«Шмидт!»

«Тот самый?» – поразилась баба Яна.

«Ну да. Челюскинец!»

«А где ж это ты смог подружиться с Отто Юльевичем? – Шмидта в Ленинграде все называли тогда по имени-отчеству. – На льдине, что ли?»

«Да нет, в трамвае! – честно признался Колька. – Как-то еду в трамвае зайцем, а меня за плечо этак вежливо. Ну, думаю, влип. А голос вежливый. Вот, дескать, товарищ, передайте гривенник! Я гривенник передаю, а сам глаза скосил. А это точно Шмидт! Борода, что веник, и глаза голубые, и ростом под потолок! Так думаю, что я поглянулся Шмидту.»

С Колькой не заскучаешь.

Колька давно, наверное, прорвался на фронт.

Три года прошло, как не виделись. Работает, наверное, с полевой рацией. Чуб направо, плечи раздались. На рукаве форменного кителя – черный круг с красной окантовкой, и в центре две красных зигзагообразных стрелы на фоне адмиралтейского якоря!

Ладно, вздохнул Вовка.

Не в Игарку плыву, в самом деле!

Это только мама так думает, что в Игарку. И боцман Хоботило радуется, что сгонит иждивенца в Игарке. И капитан Свиблов поправляет белый шарфик из презрения к пассажиру.

А у меня свои планы.

От одной мысли о задуманном Вовкину начинали жечь мелкие злые мурашки.

Но о задуманном никто не знал. Даже пес Белый не знал. Хороший пес – Белый, и молчун. Но Вовкина тайна была столь велика, что не доверил он даже такому хорошему псу, как Белый!

Тайна, действительно, была великая.

Завтра или послезавтра, знал Вовка, морской буксир «Мирный» бросит якорь в тихой бухте Песцовой. На ее берегу, на острове Крайночном, два года ждут смены зимовщики. Соскучились, стосковались по Большой Земле, отвыкли от гражданской жизни, устали, а все равно Илья Сергеевич Лыков – начальник зимовки, недавно потребовал от Главного Управления Главсевморпути, чтобы его лично оставили еще на одну зимовку. Что-то там произошло на острове, ходили слухи. Мама как-то шепталась с Леонтием Иванычем. Вроде погиб кто-то. Так что сойдут в Песцовой мама и Леонтий Иваныч, а радист с Крайночного поднимется на борт. Вот тогда-то Вовка улучит момент и незаметно юркнет в ледяные торосы. Одет хорошо, карманы набиты сахаром и сухарями. Ищи его, свищи! Время военное, зима на носу, ждать никто не будет, пока одумается глупый пацан. Ну, ругнется боцман, ну, всплакнет мама, ну, запишет Леонтий Иванович в свою записную книжечку – разыскать, дескать, глупого! – но капитан Свиблов ждать не станет. Время военное. Не позволит капитан Свиблов торчать своему судну в замерзающей бухте. И на пацана ему наплевать. Как ушел, так и вернется!

Странно, снился Вовке сон.

Пока плыли по северным морям, несколько раз снился.

Снилось ему, будто растаял дымок «Мирного» на горизонте, а он, Вовка, бредет по тропе, выбитой по склону горного хребта. Задача простая: подняться на перевал, обозреть видимое пространство, окончательно убедиться, что ушел буксир, и тогда спуститься к метеостанции.

Несложная задача, но поземка метет, бросает снег в лицо, а снег почему-то не тает. Только вспыхивает и светится. Будто светящееся молоко пролили под ноги. И ноги светятся. И рукавицы, и малица. А с перевала, на который поднялся Вовка, видна впереди белая ледяная стена тумана, будто из гигроскопической ваты. И туман этот клубится и пенится, хотя стоит вертикально, не приближаясь и не отдаляясь, широко отгораживая остров от моря. И выступает из белой клубящейся массы край поблескивающего металлом гигантского диска. Такой блеск Вовка видел однажды на американской машине линкольн, подъезжавшей к Смольному. И в сне своем Вовка прямо застывал на месте. Ну, не может такого быть! Или на подпорках должен стоять диск, или должен вращаться! А подпорок не было. И диск не вращался.