Геннадий Прашкевич - Война за погоду

– Его начальник?

– Да нет… Не его… Это не важно.

– А что важно?

– А то, что через месяц наехало на мотоциклетку моего приятеля то же самое такси. А в нем ехал тот же самый начальник. Понимаешь? Из наркомата внутренних дел…

– Ладно, – радист усмехнулся: – Теперь понимаю…

И перевел разговор:

– Как на Угольном?

– Я же сказал… Дымка в воздухе… Ничего не видно…Боцмана захоронили…

– Что ты опять о нем?

– Да вот понимаешь… – Лыков в темноте зашевелился со стоном. – Мы Краковского захоронили, помнишь?… Ну, всякое там… Ты тоже отчет подписывал… – Лыков, несомненно, говорил о погибшем сотруднике. – Ну, и с боцманом…

– То же самое?

– Абсолютно.

Вовка ничего не понимал.

Сами же говорят, надо спешить, а сами говорят непонятно о чем, скрывают что-то. Нужно высаживать дверь, надо бежать к Угольному, включать рацию и вызывать самолеты, а они…

Лыков будто почувствовал что-то, приобнял Вовку.

– Ты, малец, нас прости. У нас тут своего накопилось. Садись ближе… Когда живое рядом – сразу теплей… Вот хотел угостить тебя засахаренными лимонами, но видишь, как получилось…

И в темноту:

– Слышь, Римас? У нашего мальца отец на Врангеля.

– Да ну? Кто?

– Павел Пушкарев.

– Пашка!.. Надо же… – опять удивился радист. – Это же Пашка выручил нас на Белом… Сидело нас на острове пять человек, и все чахли от фарингита. Першит в глотке, сопли рекой, извел кашель. Мы для быстрого обогрева лампу паяльную приспособили. Врубишь ее и через полчаса хоть в трусах бегай! А все равно болят глотки. А тут Пашка явился с «Красина». Пузо вперед, щерится от удовольствия. Зачем, говорит, стране такие хилые полярники? Зачем, говорит, стране такие задохлики? «Да вот не помогают, кхе-кхе, лекарства, – объясняем. – Все таблетки, кхе-кхе, поели, а толку никакого, кхе-кхе!» – «Вы воду на чем греете?» – «А вот паяльной лампе!» – «А домик чем прогреваете?» – «А вот паяльной лампой!» – «Ну и дураки! – говорит. – Нельзя все делать паяльной лампой. Это же чистый угар. Это керосин. Он сильно воздействует на слизистую!» И приказывает: «Топить дровами! Только дровами! Лучше рукавицей вилку держать, чем кашлять.» Деловой у тебя отец, Вовка!

Вовка сжал зубы. Боялся – заплачет.

Лыков это почувствовал и в темноте, стараясь не потревожить вытянутую раненую ногу, притянул к себе, дохнул в ухо:

– Ты не дрейфь.

Понятно, ничего другого не мог сказать.

– Бежать надо! – не выдержал Вовка.

– Куда?

– Ну, сами говорите… На этот… На Угольный…

– Ушлый малец, – одобрил радист и помахал в темноте обмотанными белым тряпьем руками. – Не видишь, что ли? Если доберусь до Угольного, чем мне стучать по ключу? Носом?

– И я отбегался… – хмуро отозвался Лыков. – Отстучать бы мог, наверное, но с моей ногой Собачью не пройти… Немеет нога, совсем не чувствую ногу… Да и в лючок угольный не пролезу… Узок для меня… Когда выпиливал, в голову не приходило… А выйти можно только через лючок…

– Илья, – вдруг спросил радист. – А ты кашу слопал?

– Какую еще кашу?

– Ну, пшенную. Я на Угольном целый круг оставлял.

– Вот сам и съешь ее.

– А если расширить лючок? – спросил Вовка.

– Зубами? Или пилу попросишь у фрицев?

– Ну, чего молчишь, Пушкарев Вовка? Болит что-нибудь?

– Ничего у меня не болит.

Но Вовка врал. Побаливало плечо, ныла обожженная щека. Глаза как песком запорошило. И страшно было, а вдруг?… Куда идти?… Ночью, на пустом острове?… Кто укажет дорогу?…

Но вслух сказал:

– Надо идти…

Думал: засмеются, остановят.

Но никто не засмеялся. Стояла в складе уважительная тишина.

Только радист хмыкнул:

– А с ключом?

– Справлюсь…

И добавил:

– Только я не умею быстро… Я даже экзамен завалил…

– Ну, экзамен! Что такое экзамен? – обрадовался радист. – Это, паря, в нашем деле не главное. Знаешь, кто все экзамены сдает не глядя?

– Не знаю…

Но радист объяснять не стал.

Заторопился, подобрал ногу, уперся ее в стену и Вовка услышал:

Тире точка…

Точка…

Точка точка точка…

Тире…

Точка тире точка…

Точка точка тире…

Вовка, не дослушав, обиженно отстучал в ответ:

« Не струшу! »

– Ну, может, и не струсишь… Может, и передашь… – с сомнением одобрил радист. Не понравился ему темп. Но другого выхода у него не было. – Пожалуй, при желании и понять можно…

– Сможет? – спросил Лыков.

– Еще и дойти надо.

– Ну, это моя забота…