Борис Дедюхин - Боцман объявляет аврал

Так сидел Ленька и думал о своем фонарике. О чем-то думала и Ирина. Сколько времени прошло, неизвестно, но только Ирина, задремав, склонилась на Ленькино плечо. Волосы ее, те, что не были заплетены в косы, играли на ветру, вырывались через край мокрого брезента. Ленька совсем притих, боясь сделать хоть одно движение. В это время показались огни огромного парохода.

Ленька осторожно переложил фонарик в другую руку, направил рефлектор в сторону парохода. Сердце его билось гулко и часто, то ли от того, что приближается теплоход, то ли от боязни нечаянно разбудить Ирину. Он нажимал большим пальцем на кнопку фонарика, и тот мигал, точь-в-точь как буй… На пароходе, видно, не догадались даже, что буй на самом деле не работает, и прошли мимо полным ходом, словно им было совершенно безразлично, есть огонь или нет его.

Вот уже не видно парохода, и только вода, обеспокоенная им, возмущенно хлопочет у берега. Можно бы ехать к Котьке, но Ленька что-то не торопится отдавать чалку, чего-то ждет, хотя его левая рука затекла и ее всю будто колет тонкими иголками.

- Чего вы там? - заплескался на ветру Котькин голос. - Езжайте сюда.

Ленька молчит…

Свистит ветер, шумит на каменной гряде вода. Но вот в привычный шум моря вплетается дробный стук лодочного мотора. Он сразу разбудил Иринку, и она, отодвигаясь от Леньки, спросила:

- Я заснула, что ли?

Иринка тоже вглядывалась в темноту, откуда доносится рокот мотора.

- Это, наверное, дядя едет за нами, беспокоится… Мы ведь обещали приехать сегодня…

Только успела сказать это Ирина, как с лодки послышался голос Николая Ильича:

- Кто там у буя? Почему огня нет?

Ленька начал было рассказывать, но сразу же умолк, разглядев в лодке вместе с Николаем Ильичем еще троих: отца, Витькиного отчима и Елизавету Егоровну, которая храбро стояла на носу моторки.

- Где мой Костюшок? - был ее первый вопрос.

- Он на берегу, руку порезал, - проболтался Ленька.

- Он болен! Что с ним сделали? - ужаснулась Елизавета Егоровна.

- Да нет, чепуха, маленькая царапинка, - стал объяснять Ленька, но Елизавета Егоровна не хотела ничего слушать.

Николай Ильич тем временем осматривал буй, освещая его электрическим фонариком. Немного погодя он сказал:

- Вот ведь оказия… Бывает же такое. Мотылек проник через отверстие в фонарь. Его обожгло, и он погасил сторожевой огонь. Придется завтра исправлять, а сейчас хоть электрический фонарь повесить…

- Никаких фонарей! Скорей, скорей на берег! - командовала Елизавета Егоровна.

Николай Ильич быстренько привязал фонарь с красным стеклом и прыгнул в лодку. Потом он снял с буя якорную цепь, которая удерживала лодку с Ленькой и Ириной, зацепил ее за что-то на корме. Привычным движением намотал ремешок на маховик движка, резко дернул к себе. Запел мотор, забурлила под винтом вода. Цепь натянулась, спружинила, и обе лодки направились к тому месту, куда указывал Ленька. Еще издали заметил на берегу Котьку. Но он был не один, рядом с ним стояли еще двое.

- Подоспели вовремя! - с облегченным вздохом сказала Елизавета Егоровна и, не дожидаясь, когда лодку зачалят, прыгнула на песок.

Ленька с Ириной очень удивились, когда увидели около Котьки Витьку и деда Ивана, который ехал в тот раз на пароходе «Салют» и рассказывал о волшебном кладе. Как он попал сюда? Зачем пришел? Дед Иван сам ответил на эти вопросы:

- Получайте, вот ваш огурец, вернее… козодой! Знаете, птица такая ночная есть?.. Только птица полезная, и козодоем ее неправильно называют, а этот огурец форменный вредитель…

Дед Иван, уверенный, что все заинтересованы его рассказом и потому не перебьют, сделал большую паузу и начал свертывать своими крючковатыми пальцами «козью ножку», доставая махорку из красного кисета, знакомого ребятам. Закурив он продолжал:

- Так вот… Иду, стало быть, я по совхозу, гляжу - около конюшни народ смеется… Любопытство меня разобрало, подошел. Гляжу - этот вот огурец стоит красный, как рак, с ноги на ногу прыгает: холодно, знать, без обувки-то. А вокруг него народ… «Как, говорят, тебе не стыдно? Совесть-то, видно, телячья у тебя…» А он нюни распустил, носом хлюпает… «Я говорит, есть захотел… Смотрю, коза неподоенная… Думаю, чего особенного, если я стакана два выдою… Ну, и хотел подоить». Все, знамо дело, смеются, а вывод серьезный делают: «Сдать его, такого-сякого хулигана, в милицию, чтобы, значит, под конвоем доставить домой и отдать под суд и следствие». Я признал в нем кладоискателя, взял, значится, на поруки.. Доставил вот в целости и сохранности, без суда и следствия…