Александр Мирер - Субмарина «Голубой Кит»

— Жа-ан! Мистер Ферри-и!..

— Бон вояж!.. — донеслось сверху. — Счастливого пути-и!..

Катер отвалил от площадки. Прощайте, прощайте! Счастливо тебе, коротышка Бен, и вам, «два Жана»! Проща-а-айте-е! Катя махала им изо всех сил, пока видела их на трапе. Вот к ним подбежали маленькие фигурки, помогают тащить Солану.

Вот Дювивье приложил руки ко рту и закричал:

— Помните… мои… советы-ы!.. Просите… разговора… с послом!..

— Мерси, Жа-ан! — провизжала Катя со слезами в голосе.

Прощайте, друзья! Храбрый Бен Ферри, и веселый Понсека, и умница Дювивье. Неужто никогда Катя не увидит их, настоящих друзей? Ведь они пришли, и освободили ее из кладовой, и поверили ее рассказу о рыбе! Катя могла гордиться — если подумать, из-за нее поднялся бунт на атомной подводной лодке… Удивительно, как долго они терпели проклятого Паука… Но куда же делась сама рыба? Капитан всё кричал, что она выпустила рыбу… Но ведь она не выпускала, кажется? Непонятно…

Катя не могла знать, что «Голубой кит» сполз на десять метров по обрыву подводного хребта как раз перед перемещением. Аквариум Мака встал на место носового отсека, и рыба была перенесена в Дровню вместо Кати. А институтская установка смогла поднять стошестидесятикилограммовую рыбу потому, что «Ясеня» оставили в Бухаре для надежности, для уверенности в Катином возвращении.

Она еще и еще раз оглянулась на крейсер. Палуба казалась вымершей. Что-то будет с друзьями и что будет с ней? Опять она одна осталась. Ей придется самой просить, чтобы ее отправили в Америку; Жан Дювивье велел просить, даже требовать, чтобы ее отправили в столицу Соединенных Штатов Америки — Вашингтон, в советское посольство. Ничего не рассказывать о себе, пока не встретится с советским послом. Ну попробуем. Она вздохнула прерывисто. Опять просить, объяснять, уговаривать…

Катя чувствовала — в ней изменилось очень многое за этот длиннющий день. Заносчивость, что ли, с нее слетела после капитана Паука? Страшней его Катя уж никого не встретит…

Она думала, а острый серый корпус «Жанны д'Арк» отодвинулся назад, почти к горизонту. Катер подходил к белой «Марианне», неуклюжей и спокойной на вид, не то что крейсер. Катя с трудом поворачивала шею, помятую пальцами Соланы, и чувствовала ужасную усталость. Ведь было уже около одиннадцати часов вечера по дровненскому времени, хотелось есть, хотелось спать. Надоели ей приключения!

Плохо было Кате. Спотыкаясь, она поднялась по короткому трапу в дверь, открывшуюся в белом борте корабля. Ступила на широкую палубу, выстланную дощечками, для храбрости держала голову высоко. Как нарочно, отстегнулась резинка на левом чулке, а ей было неудобно останавливаться и застегивать — офицер вежливо пропускал ее вперед. Ненавистная резинка и спустившийся в гармошку чулок сделали Катю вовсе несчастной — кругом все было такое огромное! Белые шлюпки издали казались небольшими, а на самом деле каждая могла вместить население большого дома. Шлюпки висели на могучих изогнутых виселицах, а над ними косо торчали круглые бревна — в обхват, оснащенные толстыми желтоватыми канатами… Целая толпа больших, шумных людей суетилась у борта, грохотали механизмы, и еще дальше, прямо из моря, медленно поднимался длинный, на половину корабля, полосатый корпус…

— Девочка!

Катя выпустила край чулка. Не может быть!

— Девочка! — кричал кто-то по-русски. — Эй, оглянись! Ты — Гайдученко?

«Не может этого быть, — подумала Катя. — Мне послышалось!» А сама уже торопливо оглядывалась и вдруг увидела. Человек в морской форме шел к ней, отделившись от толпы. И она поняла — свой! Ого, как она завизжала! Наверное, лебедки и мачты вздрогнули, а Катя уже вцепилась в его китель и ни за что не хотела выпускать: бормотала что-то про перемещения, про Паньку, а моряк утирал ее платком и рокотал совсем как папа:

— Вот ты какая, девица Гайдученко! Вот и славно, ты у нас везучая!..

Ох, теперь-то все будет хорошо! Моряк даже поднял ее на руки.

От смущения она опомнилась и сказала:

— Не надо, я очень тяжелая.

Он поставил Катю на палубу и по-французски поговорил с офицером. Франт кивал и улыбался Кате, а она крепко держалась за обшлаг моряка.

— Познакомимся! — сказал он, попрощавшись с офицером. — Иван Иванович меня зовут. Моряк на службе Академии наук. Тебя же зовут, наверное… Оля! Не угадал?

— Нет… — Катя уже улыбалась.

— Надя?

— Нет, не угадаете! Мою маму зовут Надежда Сергеевна, а меня Катя.