Евгений Титаренко: Четверо с базарной площади

Хлопнув дверью, Слива мигом взбежал на второй этаж, слетел вслед за Генкой по перилам, шмурыгнул носом, объяснил: «Насморк…» — и лишь после этого спросил:

— К Арсеньичу?

Генка никак не мог найти сведущего человека, чтобы, разузнать, правда ли, что у Сливы насморк, — уж очень тот хвалился им. Сам Генка, сколько помнил себя, не знал, что это за штука такая. А у Сливы, как у взрослого, был даже носовой платок с меткой в углу «С.А.», что значило Слава Андреев.

Вот и теперь он достал его, аккуратно сложенный осьмушкой, подул в эту осьмушку через нос и, как будто выполнив суровую необходимость, спрятал платок в карман.

Еще Слива хвалился своей черной челкой: вместо того чтобы зачесывать волосы набок, Слива носил их прямыми, как росли, что вообще-то напоминало бы прическу первоклассника, если бы Сливина челка не доставала аж до глаз, так что, взглядывая на кого-нибудь, Слива задирал голову, и каждому сразу становилось ясно, что в этом человеке есть что-то необыкновенное…

Это он придумал, наверное, чтобы походить на Аркашу, сына заведующего базаром.

Большой дом заведующего стоял почти в центре города, неподалеку от кинотеатра «Юность». И не было в городе человека, который не завидовал бы Аркаше. Не потому, что у него настоящий дом, а потому, что сам по себе Аркаша был удивительным парнем, каких только в книгах описывают. В черном пальто, сшитом по заказу, в черном костюме, в кожаных перчатках и фетровой шляпе, — он становился центром внимания, где бы ни появлялся: хоть на танцах в парке культуры, хоть на улице, хоть в кино. Но главное, что сам он никого не замечал при этом. Он глядел не на людей, а куда-то поверх голов, так что казалось, будто его никто на свете не интересует… В одном лишь не завидовали Аркаше: он болел туберкулезом и, три года назад окончив школу, не смог поступить в институт, часто ездил в санатории, месяцами отлеживался дома. Кожа на лице его была тонкой, почти прозрачной…

Вот на него-то и хотел походить Слива, когда задирал голову.

Прежде чем идти к Арсеньичу, решили захватить с особой Фата, жившего в деревянном доме по соседству с монастырем. Чтобы попасть к Фату, нужно было выйти из одной калитки, потом войти в другую, а можно было проще: махнуть через забор — и ты в гостях. Этот путь пользовался большей популярностью.

Но Фата дома не оказалось. Его мать объяснила, что он исчез куда-то спозаранку и, если они встретят его, то пусть пришлют завтракать.

Мать у Фата была какая-то очень уж маленькая и очень тихая. Она работала уборщицей в базарной конторе, разговаривала всегда грустным голосом и глядела при этом тоже грустно.

— Ладно, теть Роза, пришлем, — авторитетно пообещал Генка, совершенно искренне забывая, что все его обещания матерям предательски выветриваются из головы через минуту.

Слива для большей убедительности достал и понюхал свой платок.

Фат и его мать были местными жителями, татарами, и настоящее имя Фата было Фатым, но так его называли одни взрослые.

Неделю назад Фат бросил школу. Сколько ни уговаривали его учителя и мать — заявил, что сбежит из дому, но учиться не будет.

Первое время друзья втайне завидовали ему, но потом обнаружили, что Фат завел какие-то дела с Кесым, и стало обидно за друга. Кесый вообще никогда не учился, а собрал компанию вокруг себя и занимался в основном тем, что отнимал деньги у пацанов на детских, сеансах в кино, избивал тех, кто жаловался, и придирался к каждому встречному.

Отсутствие Фата слегка омрачило воскресное настроение Генки и Сливы, но ненадолго.

Толпа затолкала их, загалдела со всех сторон, и глаза приятелей разбежались от сказочного изобилия товаров вокруг.

Горячая картошка в продуктовом ряду, бутерброды с маслом — сто рублей штука, — тяжелые сыры на расстеленных женских платках, молоко, яйца…

— Выпейте с горя! Выпейте с радости! — призывает лотошница, размахивая бутылкой водки в одной руке, стаканом в другой.

Здоровенный детина, уже выпивший не то с горя, не то с радости, показывает из-за пазухи полбуханки хлеба:

— Бери, опа, пока сам не съел, развязывай чулок!

— Сапоги! Кому сапоги?! За полцены отдам!

— Эй-эй, дядька! Ты куда ж мою кофту поволок?! Милиция!

— Ученая свинка! Ученая свинка! Божья тварь, всю правду скажет, никого не обманет. Подходите, красавицы, не жалейте рублевки. Кто хочет узнать свою судьбу?! Кто хочет узнать прошлое?!

Но ни прошлое, ни будущее Генку и Сливу пока не интересовали. Они продрались сквозь толпу в противоположный конец базара — туда, где, стиснутый с двух сторон ларьками, находился тир.