Нина Данилевская - Тропою разведчиков

Командир задумался.

— Понятно. Этого следовало ожидать. Тогда нам придется, пожалуй, перебазироваться ближе к Бахчисараю и шоссе. Смотрите…

Командир подошел к карте, но ему не пришлось закончить свою мысль. В кошару торопливо вошел молодой партизан.

— Гитлеровцы близко, товарищ командир! — взволнованно доложил он. — Прибыл связной из села, колхозник, бригадир. В село пришли фашисты.

Комиссар оглядел вошедшего. Совсем молодой паренек, курносый, чубатый… Почему-то подумалось — лихой, наверное, гармонист был на селе.

А паренек частил:

— Они, товарищ командир, сходку в селе созвали. Старосту велели выбрать. А колхозники…

— Спокойно, друг, — прервал командир. — Пришли сюда связного.

— Есть прислать связного! — Паренек вытянулся и, торопливо повернувшись, ушел.

Из краткого рассказа колхозника (связной был несловоохотлив) выяснилось, что гитлеровцы вошли в село на рассвете и сразу отобрали у крестьян небогатые запасы продуктов. А после сходки, на которой обещали колхозникам «новый порядок», принялись пировать.

— До се гуляют, — скупо ронял слова связной. — Начальство ихнее, толстый офицер, — именинник, что ли, — плясать велел. Ругаются фрицы, что не веселимся, — горько усмехнулся колхозник в прокуренные усы.

Командир, помолчав минуту, спросил связного:

— Много в селе солдат?

— Мабуть, до роты. Больше не будет.

— Ну так вот что: идите, веселитесь! И плясать можете. Только — ни маковой росинки! Понятно? А к вечеру гостей ждите. Из соседней деревни. Приглашайте их до своего хоровода. Может, те гости еще хозяевами обернутся.

Хмурое лицо колхозника просветлело.

— Понятно. Ждать будемо.

Когда связной ушел, Панин сказал комиссару:

— Что ж, погуляем на именинах у господина офицера.

Вечером гулянье в селе было в самом разгаре. Все росла толпа на площади возле дома правления колхоза, где расположилась комендатура. Подходили девчата в широких, старинного покроя юбках, повязанные до бровей платками, плечистые деды. Деды подплясывали в такт гармошке, пошатываясь бродили по селу, любопытно заглядывали в окна хат, где пировали гитлеровцы. Одного из них (огромного, косая сажень в плечах) провожали удивленные взгляды подвыпивших солдат.

— Держись в тени, Рындин, — шепнула, пробегая, чернобровая дивчина. — Не привлекай внимания.

На крыльцо комендатуры вышел толстый офицер. Его почтительно поддерживал адъютант.

К офицеру подбежал переводчик, но тот остановил его:

— Данке! Я беседоваль сам.

Неверными шагами офицер подался вперед и хрипло крикнул, обращаясь к толпе крестьян:

— Руссише пейзан! Когда с вами нет коммунисти…

— Врешь, гад! — послышался спокойный голос. — Они есть!

Раздался выстрел — и толстяк без звука повалился на руки обомлевшего переводчика.

Всхлипнув, умолкла гармошка. Затрещали хлопки выстрелов. Зататакал пулемет. С паническим криком: «Партизанен!» — кинулись бежать гитлеровцы. За ними мчались девчата, высоко подобрав юбки над смазными сапогами. Деды, вмешавшись в схватку, наотмашь били прикладами фашистов. Тот, кого назвали Рындиным, с неимоверной силой высадил двери комендатуры и ворвался внутрь. Побелевший от страха адъютант поднял руки.

Через час все было кончено. Крупные южные звезды мигали над притихшим селом. Переговариваясь вполголоса, партизаны уходили в лес. На повороте дороги комиссара остановил связной. Неподалеку виднелась группа людей.

— До вас, товарищ комиссар, — сказал связной. — До вашего отряда хотим. Хлопцы у нас надежные.

— А семьи как же?

— Семьи у многих на Большую землю подались. Скот мы в горы угнали. А на селе с фашистами жить не согласны. Пускай они пустые хаты рушат.

— И много вас?

— Десятка полтора наберется. Примайте, товарищ комиссар!

Люди подошли ближе. Комиссар помолчал.

— Ладно, идем! — коротко бросил он.

И густой лес поглотил партизан.

Уже давно отряд находился глубоко в лесу.

Проходили дни, недели, месяцы. Становилось все холоднее. Задувал пронзительный ледяной ветер.

Устраиваясь на ночлег, партизаны рубили ветки деревьев, устилали ими протоптанную тропу и укладывались спать, тесно прижавшись друг к другу. Каждые полчаса дневальные будили спящих, подавая команду: «Перевернуться!» Долго спать на одном боку нельзя — можно замерзнуть.

Партизанский кашевар хмурился, когда получал от начальника снабжения очередную порцию муки или крупы. Уж очень негустым становилось варево.