Мирча Сынтимбряну: Большие каникулы

Перевод с румынского Е. ЛОГИНОВСКОЙ

1977

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ИОН КРЯНГЭ» БУХАРЕСТ

НАПЕЧАТАНО В РУМЫНИИ

СТОЯЛ НЕПРАВДОПОДОБНЫЙ НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ, когда в воздухе неистовствуют пушинки и ароматы хризантем, когда даже небо, тающее в меду последних летних сот, вторгается в твою частную и сокровенную жизнь, подсовывая тебе тысячи предлогов для того, чтобы целый день валяться на выдвинутой на солнце скамейке, и в то же время давая тысячи толчков, для того чтобы не стоять на месте, а куда то все идти да идти… Послеполуденный час колебаний, лености и бродяжнических порывов, угрызений, что ничего не делаешь или что-то сделал, но всегда что-то не то, что полагалось бы; день, окутанный нежной дымкой света и покоя. И может быть, нет ничего более сходного с бродяжничаньем, чем вот такие праздные грезы… Ты ощущаешь себя в лодке без руля и без ветрил, которую волею случая уносит все дальше в открытое море, где нет ни боли, ни печали, ни послушания, ни прогулов, а только бесконечная лень… Да еще канат, несчастная веревочка, которая все же держит тебя на привязи и резко дергает, когда ты на самом верху блаженства. Это, Мишулика, занятия, начавшиеся два месяца тому назад, школа, куда ты отправился было сегодня утром, — школа, не принимающая в расчет ни пушинки, ни медовое небо, ни мягкое скольжение в никуда. И в этом часу, округлом, как золотое кольцо дня, есть трещинка! Делать нечего, и некуда деваться, ибо от великолепия этого дня там, в школе, на расстоянии трехсот метров отсюда, останется только одна графа, а от радужного блеска твоего сачкования, таинственно растворяющегося в желтых листьях, алых хризантемах, зеленой рябине и лиловых георгинах, — только безобразная черная ссадина — прогул. А где прогул — там или неприятность или… уважительная причина, не так ли? Как бы ни так…

Солнце подмигивает тебе, шлет прощальный воздушный поцелуй. Пока, Мишулика, всего хорошего! Выходит, сейчас четыре часа… значит, идет уже третий урок! День пропал. И для учебы, и для сладостного погружения в небытие. Наступил час расплаты. В прах рассыпался царский трон волшебного дня. Вот он перед тобой, учительский стол…

— Болел? Ерунда, оправдание для малявок… Маме стало плохо? «Скорая помощь» не смогла найти дом У-28? Да, но это он уже говорил в октябре. Заело дверной замок? Не закрывался кран в ванной? Или другая какая техническая поломка? Все это слишком известно. Надо что-то другое — такое, чтобы весь класс ахнул, чтобы ребята прослезились, а девчонки зарыдали, и потом все, во главе с учителем, обрадовались, что он, Мишу, остался жив-здоров, чтобы тормошили его, одобряли, поздравляли даже. Какое-нибудь, значит, серьезное, необычайное происшествие, может, героический, во всяком случае, исключительный поступок, а не обыкновенное жалкое оправдание — нелепая и банальная отговорка начинающего прогульщика. Мишу шевелит мозгами, ум его работает, крутится, как лотерейное колесо. Какой номер окажется выигрышным? Найденный ребенок? Слепой, которого надо было довести до дому? Портфель с деньгами, отнесенный потерявшему его владельцу? Преследование бандита? Ловля бешеной собаки? Сбежавший из зоопарка зверь? Взрыв газа на кухне? Тушение пожара? Провалившийся мост? Или блок? Наводнение? Землетрясение? Тайфун? Обвал? Солнечное затмение?

…Час покоя, когда небо горит огнем заката, а тополя чуть-чуть шелестят в ответ на трепетные призывы голубей-вякирей. Осень дышит мягко, прохладно и спокойно. Только Мишу, нахохлившись и съежившись от вечерней прохлады, перебирает пальцами, ерошит чуб, бормочет и цокает языком, как мотор, который никак не заводится, и не находит покоя, терзаясь осечкой.

— Вода… огонь… туча саранчи… ураган… летающие тарелки… ВНЕЗЕМНЫЕ ЗАХВАТЧИКИ!!!

Шальная пушинка все время липнет к ноздрям, щекочет, и Мишу, устремившему глаза в пустое небо, откуда никак не хотят появляться внеземные пришельцы, хочется чихать. И он чихает. Проплывая мимо в вечерней дымке, какая-то старушка поворачивает голову:

— Будь здоров, батюшка, будь здоров да ума набирайся!..