Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Со свечою в руке, заслонив пламя, она неслышно подкралась к спящему мальчику, осторожно наклонилась над ним, чуть дыша от волнения, и вдруг придвинула свечку к самым его глазам и отняла руку, закрывавшую пламя, и в ту же минуту у самого его уха стукнула пальцами об пол. Спящий широко раскрыл глаза, повел вокруг себя удивленным взглядом, но не сделал никаких особенных жестов.

Она осторожно наклонилась над ним.

Бедная женщина чуть ее лишилась чувств от изумления и горя, но сумела скрыть свою тревогу и успокоила мальчика, так что он снова уснул; тогда она ушла от него, грустно размышляя о плачевных результатах своего испытания. Она хотела убедить себя, что Том позабыл свои привычные жесты под влиянием безумия, но это ей никак не удалось.

«Нет, — говорила она, — ведь руки-то у него не безумные! Они не могли отвыкнуть от такой старой привычки в такое короткое время. О, как тяжел для меня этот день!»

Но теперь упрямые сомнения сменились в ее сердце такой же упрямой надеждой; она была не в состоянии заставить себя примириться с той истиной, которую так достоверно узнала теперь. «Надо попробовать с начала, — эта неудача случайная». И она второй и третий раз неожиданно будила мальчика, но, как и в первый раз, он спросонок не сделал никакого движения рукой. Она едва добрела до постели и погрузилась в сон совсем разбитая.

«Но я не могу отречься от него! Нет, не могу, не могу! Я не хочу допустить, чтобы это был не мой сын».

Теперь, когда бедная мать уже не тревожила принца, его огорчения мало-помалу утратили власть над ним, страшная усталость взяла верх, и веки его сомкнулись в глубоком, покойном сне. Часы проходили, а он все спал как убитый. Так прошло четыре часа или пять. Потом оцепенение, сковывавшее его по рукам и ногам, ослабело, он пошевелился и, наполовину проснувшись, пробормотал:

— Сэр Вильям!

И через минуту опять:

— Сэр Вильям!

И дальше:

— Поди-ка сюда, послушай, какой странный сон мне привиделся… Сэр Вильям, ты слышишь? Мне приснилось, что меня подменили, что я стал нищим и… Эй, сюда! Стража! Сэр Вильям! Как? Здесь даже нет дежурного лакея? Ну, погодите же! Я вам задам!..

— Что с тобой? — прошептал чей-то голос. — Кого ты зовешь?

— Сэра Вильяма Герберта. А ты кто такая?

— Я? Кому же тут еще быть, как не сестре твоей Нэн? О, Том, я и забыла! Ты все еще сумасшедший! Бедняга, ты все еще сумасшедший! Лучше бы мне не просыпаться, чем видеть тебя сумасшедшим. Но прошу тебя — придержи свой язык, не то нас всех изобьют до смерти!

Изумленный принц приподнялся было с пола, но острая боль от побоев привела его в себя, и он со стоном упал назад, на грязную солому.

— Увы! Значит, это не было оном! — воскликнул он.

Все его тревоги и печали, о которых он совсем позабыл во время глубокого сна, снова вернулись к нему; он вспомнил, что он уже не любимейший сын короля, на которого с обожанием смотрит народ, но нищий, отверженный, покрытый лохмотьями пленник в конуре, пригодной для животных, в обществе воров и попрошаек.

Среди этих грустных мыслей он не сразу расслышал веселые крики. Они раздавались поблизости — у одного из соседних домов. Через минуту в дверь громко постучали. Джон Кэнти перестал храпеть и крикнул:

— Кто там стучит? Чего надо?

Чей-то голос ответил:

— Знаешь ли ты, кого уложил ты дубинкой?

— Не знаю и знать не желаю.

— Скоро запоешь другую песню. Если хочешь спасти свою шею, беги: только бегство может спасти тебя. Человек этот уже умирает. Это наш поп, отец Эндрью.

— Господи, помилуй! — крикнул Кэнти.

Он разбудил всю семью и хрипло скомандовал:

— Вставайте живей и бегите! Если вы останетесь тут, вы пропали.

Пять минут спустя все семейство Кэнти уже мчалось по улице, спасая свою жизнь. Джон Кэнти держал принца за руку и тащил за собою по темному переулку.

— Смотри, сумасшедший дурак, держи язык за зубами и не смей произносить наше имя. Я выберу себе новое имя, чтобы сбить с толку этих собак, полицейских. Говорю тебе, держи язык за зубами!

То же самое он внушил и всей остальной родне.

— Если нам случится расстаться, пусть каждый идет к Лондонскому мосту и, как дойдет до крайней лавки суконщика, пусть там поджидает других. Потом мы пойдем все в Саутворк.

В ту минуту семья Кэнти неожиданно вступила из тьмы в область яркого света и очутилась среди шумной толпы, собравшейся на берегу реки. Толпа пела, плясала, кричала; вверх и вниз по всей Темзе на набережной горели костры; Лондонский мост был весь иллюминован, и Саутворкский мост тоже. Вся река сверкала разноцветными огнями; поминутно с треском лопались ракеты, взвиваясь к небу, и с неба сыпался дождь ослепительно ярких искр, почти превращавших ночь в день. Всюду виднелись толпы пирующих; казалось, весь Лондон охвачен весельем.