Томаш Пациньский - Линия огня

- Знаю, - буркнула девица наконец. – Будет трудно. Поэтому, вместо того, чтобы лить слезы, начнем готовиться.

Дед кивнул, не говоря уже ни слова. Было у него осознание того, что легко никак не будет.

  

Мороз задрал голову, поглядел на зеркальную поверхность стены высоченного небоскреба. В стене весело отражались облака, плывущие по голубенькому небу, прыгали солнечные зайчики.

Матильда встала рядом. Стиснула громадную лапу Деда своей ладошкой в черной митенке, армированной на косточках металлическими плитками. Мороз чувствовал себя не в своей тарелке в длинном, свободном, черном пальто, доходящем чуть ли не до щиколоток. Словно в паршивом кино. Но по-другому он не мог укрыть весь арсенал, который он таскал на себе, и без которого он не мог обойтись. Ему же нужно было пробиться туда, высоко, где в своем номере сидел Он.

Дед пожал ладонь девушки в ответ. И решительным шагом направился к огромным стеклянным дверям с логотипом концерна. Мрачный древний бог сделался олигархом. Ну это естественно, успел еще подумать Дед Мороз.

Первые шаги застучали по гранитному блестящему полу. За ними следующие, быстрые и мелкие. Матильда уже отбегала в сторону, когда Мороз распахивал полы пальто. Следующий стук каблука заглушил щелчок перезаряжаемого ружья. Время, как всегда оно и бывает, остановилось.

Портье вытягивает руку. Ошибка, вместо того, чтобы сразу достать волыну, он, похоже, пытается нажать тревожную кнопку. А ведь похож на разумного мужика, вроде как бывший спецназовец, мелькает мысль. Дед всегда имел наметанный взгляд на такие вещи.

Поправка, портье выглядел как спецназовец. Потому что голова его взрывается, потому что в нее попал заряд крупной дроби. У второго нет таких дурацких идей, он подбрасывает калашникова, и парень даже хорош, невозможно было даже заметить, где он прятал оружие.

Да, он неплох, вот только медлителен. На мраморной стене появляются кратеры прострелов, воздух плотнеет от пыли. Дед слышит скоростной, ввинчивающийся в уши треск М-16. Кровь брызгами летит из груди охранника. Короткий десантный калашников захлебывается очередью, когда уже мертвый палец судорожно сжимает спусковой крючок.

Какое-то движение слева, неудобно, нужно стрелять с полуоборота. Басовый грохот помпового ружья, перезарядка на автомате. Пустая, дымящаяся гильза еще крутится в воздухе, фигура в синей униформе сползает по стене, пятная светлый в жилках мрамор. И последующий грохот, выстрел без участия сознания, достаточно глазу уловить движение. Включая сюда время на идиотские размышления. Все это осуществляется без участия мозга. Того дерьма, что плещет между ушами. Дед завершает мысль, видя очередного типа, который недоуменно всматривается в отстреленное предплечье. И даже находит время на неудовольствие. Целиться можно было и получше.

Забава постепенно завершается, похоже, народ стряхнул с себя изумление. Сухой треск М-16 теперь меняется бубнящими, отмеренными очередями хеклера. Матильда тоже не играется в перезарядку.

Вот теперь уже необходимо перескакивать от одного столба к другому, прикрывать друг друга огнем, чтобы добраться до лифтов. Обломки мрамора летают в воздухе, парят, словно в замедленном кино. Брошенный дробовик падает на пол, но еще до того, как он свалится, у Деда в обеих руках уже ингрэмы [58]. Под ботинками хрустят пустые гильзы и обломки.

Ингрэм выплевывает полную обойму в полторы секунды, к тому же, чертовски не прицельно. Это только в плохих фильмах можно достойно шествовать, и стрелять, и стрелять, и стрелять… Зато он незаменим, когда противника необходимо оглушить, покрыть плотным огнем, прижать к укрытию. Так оно происходит и сейчас, шестьдесят четыре пули выбивают искры из гранитного покрытия. Можно подскочить, опереться о металлическую дверь лифта. Матильда лапает наощупь, никак не может попасть в кнопку.

И тут ее ранили.

Целая очередь пошла прямиков в центр пуленепробиваемого жилета. И одна пуля в плечо, там где заканчиваются кевларовые плитки, где имеется лишь тонкая лента. Энергия попадания развернула девушку словно куклу, бросила на стену. Матильда медленно сползла на пол, на светлом мраморе остались темные потеки.

Дверь широко разъехалась. Дед схватил девушку, затащил ее вовнутрь. И упал на пол, прикрыл собственным телом, когда поток пуль прострочил листовой металл. Лифт тронулся.