Валерий Елманов - Крест и посох

— Ты вот что, старик. Ежели князю не подсобишь, так я сам с тебя, старая рухлядь, кожу со спины ломтями настругаю и за нее повешу... подыхать. Так что гляди. И улизнуть не надейся — мы всю ночь бдеть за тобой будем. В шесть глаз.

Старик в ответ только хмыкнул презрительно и, дождавшись, когда они все удалятся, вновь повернулся к Константину.

— Стало быть, рана у тебя, княже, — пробормотал он, усаживаясь поудобнее и кладя посох себе на колени. — Руды и впрямь стекло изрядно, коль ты только глазами хлопать и можешь. А голос подать — сил нет? — поинтересовался он и вдруг неожиданно и сильно сдавил Константину раненое плечо.

У того от боли потемнело в глазах, и на какие-то мгновения он даже потерял сознание. Когда оно вновь вернулось к нему, он увидел склонившегося над собой старика, который легонечко, одним пальцем тыкал куда-то в плечо, но, странное дело, боль от этого не усиливалась, а, напротив, проходила.

— Вот и снова очи свои растопырил, — недобро улыбнулся волхв, заметив: — Ишь они у тебя туманные какие. Может, от боли, а скорее всего, от того, что жизнь из тебя вытекает. Это хорошо.

— Чего ж тут хорошего? — шепнул еле слышно Константин.

— А то, что нечего таким, как ты, нелюдям по землице ходить, погаными своими ногами топтать ее, родимую. А еще лучше то, что ты и голоса подать не в силах. Вон я даже за плечо ухватил, а ты токмо застонал еле-еле. Так что не крикнешь и своих воев не позовешь.

— А если постараюсь?

— Пробуй, — равнодушно пожал плечами волхв. — Я и мешать тебе даже не буду. Все едино — не сумеешь.

— Это верно, — вновь еле слышно откликнулся Константин и, глядя на зловещую ухмылку старика, поинтересовался: — Стало быть, ждать будешь, пока я совсем не умру?

— Точно, — согласно кивнул тот головой. — В самое яблочко попал, княже. Стало быть, не весь ум в мед ах хмельных притупил. Ну что ж, коли так, еще лучше.

— Чем лучше-то? — не понял Константин. — И для кого?

— А мне, — отозвался волхв, внимательно вглядываясь в лежащего. Отблески костра, бросая свет на старика, накладывали на его лицо мрачный багрово-кровавый отпечаток, подчеркивали смертельую белизну щек Константина, отливавшую восковой желтизной потенциального покойника.

Видя, что князь ничего не понял, волхв пригнулся к нему пониже и шепнул:

— Да ты вглядись, вглядись в меня, батюшка. Или до сих пор никак признать не можешь.

Кроме широко раскрытых ярко-зеленых глаз с полыхавшими где-то там в глубине заревами двух костров мрачной ненависти, Константин уже ничего не видел — так близко склонился к нему старик. Тогда, угадав по лицу, что он так и остается неопознанным, волхв выпрямился и разочарованно буркнул:

— Никак добрый человек, который мечом тебя тюкнул, память всю отшиб. А ну-ка, — он оживился и вновь широко заулыбался, — напомню, пожалуй. Годков пять тому назад воевали вы вместе с еще одним нелюдем, который родным братом Глебом тебе доводится. Видать, с удачей назад ехали, да на соседней поляне привал устроили. Помнишь?

— Нет, — с усилием разжал спекшиеся губы Константин. Жизнь и впрямь сочилась из него, утекая прямо в землю, да не по каплям, а ручейком, и он чувствовал, что осталось ему совсем немного. «Как-то глупо все получилось — вначале с этими разбойниками, да и теперь вот тоже все неправильно»,— подумал он вдруг. И, соглашаясь с ним, утвердительно шелестели листвой молодые дубы-крепыши, окружившие, подобно молчаливым часовым, двух человек возле костра. «Жаль, что так нелепо», — как краткий итог прозвучала последняя мысль, и он устало закрыл глаза, не желая вести бессмысленную беседу.

— Э-э, нет. Так не пойдет, — всполошился волхв и, бережно приподняв голову Константина, почти силой влил ему в рот из небольшого флакона какую-то горьковатую освежающую жидкость. Поневоле сделав несколько глотков, он и впрямь почувствовал себя значительно лучше.

«Неужели передумал», — мелькнула мысль, и он, открыв глаза, вопрошающе посмотрел на старика.

— Питье это взбадривает, хоть и ненадолго, — пояснил тот и тут же добавил: — Правда, конец твой тоже ускорится, ну да теперь тебе все едино — что к утру, что раньше.

— За что ж ты так ненавидишь меня? — поинтересовался Константин.

Тот на секунду задумался и отрицательно кивнул головой:

— Нет, не так. Я, княже, без ненависти. Это к людям мы что-то в сердце держим: любовь, или там ласку, или же злимся, досадуем. А ты ж нелюдь. Какая уж там ненависть. Землицу очистить бы от двоих-троих, таких, как ты, глянь, и, жизнь свою не зазря прожитой считать можно.