Валерий Елманов - Крест и посох

— Ишь ты, удавятся они. Не след в дубраве святой на себя руки накладывать. За такое и после смерти взыщется.

Голос у него был низкий, глубокий, но очень чистый и сочный.

— Вот дьявол. Откуда он вынырнул-то? — оторопело выдохнул Изибор.

— А ты, Гремислав, ведь говорил, что нет никого кругом, — пискнул Афонька, торопливо отступая за спины товарищей и быстро крестясь.

Епифан молчал, шумно сопя и настороженно разглядывая старика.

— А я думаю, что не дьявол он и не святой, — недобро прищурился Гремислав и медленно потянул меч из ножен. — Мнится мне, будто волхв это к нам в гости пожаловал, да не простой, а сам Всевед.

Блеснув лезвием меча, он решительно шагнул к старику, недобро оскалив зубы:

— Дозволяю помолиться в последний раз, старее. Хоть Перуну, хоть еще кому из идолов своих поганых.

Однако зарубить старика ему не позволил Епифан, хранящий до сего момента молчание. Он решительно остановил руку Гремислава и, видя что тот еще порывается высвободить ее из медвежьей хватки, грозно рявкнул на дружинника:

— Погоди, я сказал! — и уже тише пояснил: — Мечом махнуть — дело нехитрое. Раз — и нет человека. А может, он хороший. Эка беда — другим богам кланяется. За то ему самому ответ держать придется на том свете, а нам нечего в это мешаться.

— Ты что мелешь? — недоуменно спросил Гремислав. — Как это нечего? И где ты слыхал, чтоб волхвы хорошими бывали?

— А это мы и проверим, — пробасил Епифан. — Видишь, дедушка, какие грозные тут людишки собрались. Чуть что — и голова с плеч. А ты, не мешкая, докажи иное.

Старик, стоящий молча все это время, слегка склонил голову набок и лукаво осведомился:

— И как мне это сделать? Разве что вывести вас из дубравы этой?

— Это завсегда успеется, — небрежно махнул рукой Епифан. — Уйти мы и сами сможем.

— Ох, это навряд ли, — загадочно усмехнулся волхв. — Без моего дозволения ныне вам нет отсюда ходу.

— Да не об этом речь, — отмахнулся Епифан, посчитав произнесенную угрозу за пустое бахвальство. — Ты в другом пособи. Вон, видишь, человек лежит. Рана у него глубокая. Руды много утекло, пока остановить не удалось. Ты вылечи его, тогда и поверим вмиг, что добрый ты.

Старик безмолвствовал.

— Еще и золотишка с собой подкинем, — пытался соблазнить его Епифан.

— И много дадите? — нехотя, наконец, откликнулся тот.

— А сколько есть, — заторопился стремянкой. — Нам оно ни к чему, а тебе сгодится. Обувку к зиме купить, шубу добрую, еды какой-никакой.

— Лето, чай, стоит, — возразил волхв.

— Вот-вот, — охотно согласился Епифан. — А за летом завсегда зима ручищами ледяными машет. И смерд хороший тоже завсегда сани зимние в лето готовит.

— Ну, ежели злата дадите, — усмехнулся в бороду старик и, не договорив, направился к лежащему Константину.

Склонившись над ним, он несколько секунд пристально вглядывался в лицо князя и вдруг резко отпрянул назад.

— Так это ведь князь Константин, — произнес он растерянно и оглянулся назад, как бы надеясь, что его опровергнут, скажут, что он ошибся, но этого не произошло. Даже напротив. Епифан тут же радостно подтвердил догадку волхва:

— Точно! Он самый и есть. Младшой брательник самого главного на Рязани князя Глеба. А уж как он его любит — сил нет. Видишь, правду я тебе сказал — за его спасение Глеб тебя золотом всего обсыплет с ног до головы.

При этих словах он угрожающе сунул кулак за спину, чтобы волхв ничего не смог увидеть, и погрозил им остальным дружинникам. Те продолжали хранить молчание. Ухмыльнувшийся было Гремислав тут же спрятал свою усмешку, а крякнувший Изибор резко поперхнулся. Афанасий продолжал спешно накладывать на себя кресты один за другим, словно собирался закутаться в их невидимую, но надежную пелену, которая сохранит от всего недоброго, что может произойти на поляне.

— Ну, как он? — шепнул осторожно Епифан, боясь спугнуть молчащего в раздумье волхва.

Тот выпрямился, очевидно придя к какому-то выводу, и зычно скомандовал:

— А ну-ка, все вон с поляны, и чтоб до рассвета сюда никто ни ногой.

— Зябко ночью-то без костра, — подал было голос Изибор, на что волхв без лишних слов выхватил большую горящую головню из костра и кинул к ногам Епифана.

— Вот вам, новый запалите, — и крикнул вслед уже уходящим дружинникам: — И чтоб ближе чем на двадцать саженей к поляне ни-ни, а то не смогу князю вашему помочь.

Гремислав, уходящий последним, внезапно обернулся перед самими дубками, обрамлявшими поляну, и с угрозой заметил: